— Спасибо, — я поспешил в указанном направлении и вскоре очутился возле молоденького лейтенанта, скучающего на банкетке в коридоре.
— Как задержанный? — спросил я его командирским тоном.
Летеха сразу понял, что перед ним человек из органов, и даже не соизволил спросить документов.
— Жив пока, — пожал плечами он, раздумывая, встать ему или остаться сидеть.
Я открыл дверь палаты, обернулся через плечо и сказал. — Лейтенант, а вот так впускать никого ты не должен, как меня сейчас. Почему удостоверение не проверил?
— Так вы же свой, — пролепетал милиционер. — Вроде…
— Откуда ты знаешь? Позже с тобой поговорю еще, — проворчал я и шагнул в палату.
В просторном помещении четыре кровати, но занята только одна. На ней лежит тело, голова накрыта подушкой. Что?! Бл*ть!
Я бросился к койке, опутанной трубками и проводками. Сорвал подушку и отшвырнул на пол. Лицо Сапожникова уже чуть посинело. Явно коньки отбросил, даже проверять не надо. Наша ниточка к Холодильщику оборвалась, не приходя в себя. Кто-то задушил педофила. Гребанный компот!
Я выскочил из палаты и сходу рявкнул на постового:
— Кто сюда входил?!
— Никто, — пролепетал тот, встав и прижавшись спиной к стене.
— Под суд захотел? Смотри! — я затолкал летёху в палату. — Его задушили подушкой!
— Как — задушили? — парень часто заморгал, будто собирался заплакать.
— Окончательно! Мертвый он, бл*ть! Вспоминай, кто здесь был?
— Да говорю же… Никого, кроме врача.
— Какого врача? Запомнил его?
— Нет.
— Так, может, это ты его прихлопнул? — зло прошипел я.
— Я даже внутрь не заглядывал, сижу здесь со вчерашнего дня.