Что ни говори, а звучало это жутко.
— Это получается, его совсем недавно сюда принесли? — озадаченно спросил Горохов.
— Как максимум, вчера поздно вечером.
Шеф отвел меня в сторонку:
— Получается, что наш Сапожников никак не мог его сюда доставить?
— Похоже, что да, — поморщился я от досады. — Он уже в восемь вечера с дыркой в груди лежал в храме.
— А если судмед ошибся? — размышлял Никита Егорович, понизив голос до шёпота.
— Маловероятно. Обувь-то тоже не совпадает по размеру. Алексей обращал на это внимание.
— Ну тогда два варианта… — Горохов энергично растирал виски, будто пытался через них активизировать и мысли. — Либо наш подопечный ни при чем — но тогда откуда у него снимки? Либо…
— Либо он работал не один, — продолжил я за него.
— Скорее всего, — кивнул следователь, — у него есть напарник. Твою дивизию… А я уже производство по делу настроился заканчивать.
Нехорошая мысль вдруг пронзила мозг, я даже замер на секунду, пытаясь все взвесить.
— Ты что, Андрей Григорьевич? — шеф уставился на меня, заметив перемены на моем лице.
— Вы охрану выставили? — обеспокоено спросил я. — В больнице.
— Ну да, после нашего разговора об этом. Пока ждали выезда сюда, я позвонил местному начальнику милиции. Тот сказал, что постовой дежурит у палаты Сапожникова круглосуточно, еще со вчерашнего дня. Без нас догадались так сделать, молодцы.
— Один?
— Кто один?
— Постовой.
— А хрен его знает, я не уточнял. По мне, так одного вполне хватит, что ему тяжелораненый сможет сделать? Разве что матом покрыть — и то если очнется.
— Он-то ничего не сможет, а вот подельник?