Избяной

22
18
20
22
24
26
28
30

7. Конюшня жеребцов-производителей с индивидуальными денниками, солярием и душем на шесть голов.

8. «Бочка» для жеребцов.

9. Сенохранилище.

10. Хранилище кормов и подстилки.

11. Автовесы.

12. Навесы для автомобилей и сельскохозяйственной техники.

13. Трансформаторная подстанция.

14. Проходная и пункт охраны.

15. Администрация.

16. Два жилых пятиэтажных дома для туркменских конюхов и их семей.

Слух о Джемаловском конезаводе разлетался конским стремительным бегом, на лошадей приезжали смотреть из Москвы и Петербурга, восхищённо цокали языками и расточали похвалы. Выносливые ахалтекинцы с природной широкой рысью приносили своим владельцам победы в профессиональном спорте и стоили заоблачно.

Клятовских мужикиков и парней к лошадям не подпускали, доверили чистить денники и наполнять овсом кормушки. К своим помощникам конюхи-туркмены относились без кичливости, делились секретами ухода за лошадьми. При встрече с деревенскими улыбались и вежливо здоровались. Но клятовские категорически отказывались отдавать за них дочерей. Отношение молодёжи к пришлым было иным: девушки, невзирая на отцовские строгие запреты, засматривались на красивых белозубых ребят, молодых парней восхищало их умение управляться с лошадьми и великолепная джигитовка, а деревенские мальчишки забросили все забавы и днями пропадали на конном дворе, где брались за любую работу, ничего не требуя взамен.

Конюхам хозяин верил как себе самому. На помощников смотрел будто не видел, а мальчишек предупредил, чтобы в загоны не заходили и к лошадям не приближались: укусят или ударят в грудь кованым копытом. Мог бы и не предупреждать: конюхи своё дело знали, кнутом огреют так, что дорогу к конюшне забудешь надолго.

Гостей Джемалов принимал радушно, сам выводил из денника понравившегося покупателю коня. С деревенскими дружбы не водил, при встрече кивком отвечал на приветствие и шёл дальше.

У Баяра был сын, двадцатипятилетний Баллы́, чьё имя переводилось как «медовый» и вполне соответствовало внешности. Клятовские девчата провожали Баллы́ глазами и вздыхали ему вслед, парни вознамерились поучить туркмена уму-разуму – и испытали на себе железные кулаки джемаловских конюхов, которые появились словно из ниоткуда, в несколько ударов уложили всю компанию в придорожную грязь лицом, отстегали кнутами до кровавых рубцов и заставили есть землю.

Клятовские усвоили урок и оставили Баллы в покое. По деревенским улицам он ходил, постёгивая себя по сапогам кожаной плёткой, глядел на всех со снисходительным прищуром и белозубо улыбался в ответ на робкое «здрасте вам». Сына коннозаводчика уважали, пожалуй, сильнее, чем его отца: Баллы от людей не отворачивался, просьбы и жалобы выслушивал не перебивая, а если обещал замолвить о ком словечко отцу, то всегда выполнял обещание. И клятовские получали – кто телегу конского навоза, кто долгожданную работу, кто денег в долг, за которые Джемалов не брал процентов, если их возвращали в срок.

– Ходит, смотрит… А вот спроси у него, чего он ходит? Чего ему надо-то?

– Дак известно чего. Кровь в нём играет – как у папашкиных жеребцов. Девку по сердцу выбирает, всё не выберет никак.

– За него любая пойдёт. Отец-то миллионщик. Будет жить как у Христа за пазухой.

– Кой тебе Христос, чего буровишь-то? Они мусульманы, своему богу молятся.