– Перехватить? – повторила Соня. Еще несколько недель назад она бы раздулась от гордости, полагая, что является особенной. Но пятно отучило её от этого.
– Ну да, – Ви негромко засмеялся, заставляя зашевелиться сонных соседей. – На тебя претендовал еще крокодил. Сомневаюсь, что тебе там было бы так же хорошо. Но там твой второй парень.
– Эдик! – сообразила Соня. – О, и Суббота там должен быть. Я помню, он говорил о крокодиле!
– Этого я не знаю, – Ви потерял интерес к незнакомым именам. – Но Андрей сказал, что ради его брата мы должны подобрать тебя первыми. А мы что? Нам ведь не жалко.
– Ради брата… – медленно повторила Соня. До неё только сейчас дошло, что этот Андрей и брат Радика – одно и то же лицо. Её можно было понять – Андрей не самое редкое имя.
– Ну да, – подтвердил Ви. – У нас лучше, чем у других. Мы стараемся людей сторониться, не убивать без острой надобности и не пятнать. Нас много, двигаемся мы медленно, вот энергии и хватает.
– Ну надо же, – не удержалась Соня и добавила чуть громче. – Интересно, почему он так изменился?
– Почему изменился? – удивился Ви и закашлялся. Через них неожиданно проскочил ребенок, упал и с ревом побежал дальше. А они снова ощутили прилив тепла.
– Ну, пока он был с пятном, убивал много, судя по тому, как он долго продержался, – пояснила Соня, глядя вслед ребенку. Дети легче всех переносили попадание в поле их зверя. Если у них что и болело, то забывали они об этом быстро. – Его брат был в ужасе, когда это понял.
– Я точно такой, как и был, – раздался прямо в голове и за её пределами одновременно тот самый голос, что пригласил её в медведя. И Соня только сейчас сообразила, что их вожак слышит и видит всё, что происходит в медведе. Но смутиться она не успела, хотя вспомнила, каково это. А Андрей тем временем продолжал.
– Надо же… я и не знал, что Радик это так воспримет. На самом деле я не убил ни одного человека. Когда я узнал, как можно продлить жизнь, я пошел работать волонтером в хоспис. Пусть приходилось далековато ездить, да и работа довольно тяжелая, но люди там умирают своей смертью. А я просто держал их за руку, чтобы им не было одиноко. В хосписе многие умирают одинокими, сколько бы людей не было рядом при жизни.
Он замолчал, а Соню всё-таки окатило таким позабытым ощущением стыда. Только теперь она скорее была рада ему.
– Жаль, что Радик этого не узнает… – наконец произнесла она. – И я не знала.
– Жаль… – согласился Андрей. – Жаль, что я не догадался поделиться с ним, тогда он не натворил был дел. Но задним числом все умнее, и я не исключение.
– А я больше никогда его не увижу, да? – не удержалась Соня. Она сейчас жалела, что не попрощалась с Радиком. И пусть он выбежал за ней, и она знала, что он горевал и, вероятно, еще горюет по ней. Но как же ей среди крох чувств и ощущений, которые она бережно хранила, не хватало последнего взгляда на него!
Сейчас, когда всё наносное смылось в первую очередь, у неё осталось так немного своего собственного, личного. Того, что не растворилось в соседях, не пропало и не испарилось в густом тяжелом воздухе её нового мира.
И Радик был одним из тех, кто остался. Он был тысячу раз не прав, сейчас Соня это знала точно. Но что толку, если он любил её и, что еще важнее, она тоже любила?
Глупо, что она поняла это только сейчас. И, пожалуй, иногда в минуты слабости ей казалось, что лучше бы она и впрямь умерла, исчезла в тот самый момент, когда рассчитывала на это. Медленное же отмирание, полное сожалений и попыток удержать хоть что-то из прошлой жизни казалось ей куда большей бедой, чем просто смерть.
Утешало лишь то, что вряд ли Радику было бы легче, оставь она его с мыслью, что он был ею любим. Как знать, может, её видимая черствость защитит его от глупостей и попыток пойти следом?
– Я думаю, мы увидим его довольно скоро, – ответил Андрей и добавил, словно подслушав её мысли. – Боюсь, он не оставит это так просто и попытается заразиться. Будет лучше, если мы сможем за ним проследить.