– Что замерли, дурни?.. Маркас и Энгельс – это вожди… Они написали эту книгу. Они за рабочих, за рабочий класс, за нас с вами – поняли? А сами родом с немецких. А манифест – это, как бы сказать, ну правила, или объяснения, как жить нам… Вроде тех, что вам объясняют по котловану, по стройке… Поняли?.. Только тут объясняется, как жить и что делать рабочим… Ну – всосали?..
Но его слушатели продолжали пребывать в каком-то завороженном состоянии. Максенина такое их состояние, без какой-либо ответной реакции стало уже не просто раздражать, а словно и пугать.
– Так – щас… Слушайте. Прочитаю первую строчку.
Он опять настроился на «басовый» лад, но в последний момент все-таки передумал и прочитал обычным голосом:
– «Призрак бродит по Европе – призрак коммунизма…»
– Призрак – это что такое? – наконец пробил молчание один паренек, сидящий рядом с Максениным.
– Это жупел, надо быть.., – отреагировал Кочнев.
– Сам ты жупел! – недовольно бросил Максенин. – Призрак – это… Это такое приведение.
– Как на кладбище?..
– Ну, ну… типа… – замешкался Максенин, не находя подходящего объяснения.
– Это как у нас белая девочка, или там карова, или знаю еще у Кошкиных на кошаре тоже водятся, и у мельницы, когда туда вода бурленая валит, – зачастил еще один совсем белобрысый паренек, мявший в руках огромный, видимо, отцовский заячий треух.
– А что за Еропа-дезя?.. – вопросил Кочнев. Похоже, он уже вполне вышел из «торжественного отупения» и был не прочь напрячь мозги.
– Европа – это и есть… Россия… – наконец нашелся Максенин. – Вы поняли? Россия – это как кладбище, по которому бродит коммунизм. А коммунизм мы уже разбирали с вами – это когда все общее, и нет богатых и бедных…
– Дык на кладбище же все мертвяки одни?.. – недоуменно выспросил еще один довольно внушительного вида парень. Он единственный сидел не на койке, а на полу, опираясь спиной на железную стойку кроватей.
– Вот!.. Вот!.. – оживился Максенин. – В России всё и все сейчас мертвяки… Усекаете?.. Все уже умерло и разваливается. Всё – кладбище. Гнилье одно вокруг. Гнилье, которое надо все сместь
Максенин сказал новое непонятное слово и снова замешкался, понимая, что и так перегрузил своих слушателей новыми терминами.
– Ша, звучит как, – выдохнул Тюхай.
– Пороле… Пралет… – попытался повторить Кочнев.
– Пролетарий…ят! – поспешил Максенин, но сам тоже споткнувшись в конце слова. – Запомните, дурни!.. Это мы так называемся… Пролетарьят – это те, у кого нет ничего, кроме рабочих спин и кулаков. И кулаки эти рано или поздно сметут всю кладбищенскую эту гниль российскую…
Но тут в комнату заглянул «зырок». Потирая замерзший нос, он протянул басом, явно подражая Максенину: