- Я не стыжусь того, что сделал, - сказал дядя Олден. - Ты, Роуз! Это тебе должно быть стыдно! Твой сын... посмотри на него! Посмотри, какой он! Как ты думаешь, почему его выгнали из школы Гробовщиков? И как ты думаешь, что заставило его пойти в армию? Ты хочешь выставить эту штуку, парень?
Прижимая уши тети Лили, Генри сказал:
- Я хотел служить своей стране. Я хотел убивать людей.
Олден расхохотался.
- Ну, отчасти это правда! А где ты служил? В морге? Это были не те живые, которых ты хотел, мальчик. Это были мертвецы!
- Тебе лучше заткнуться.
Олден продолжал смеяться. Звук его смеха был подобен скрежету металла по колесу, выбрасывающему искры и горячий пар.
- Он боится, что я раскрою все его грязные секреты. Как и ребенок. Ты хочешь поговорить о ребенке, Генри?
Но Генри этого не хотел.
Неужели он недостаточно страдал?
- Когда-нибудь, мистер Генри Хиггинс, - сказал дядя Олден, - вашим маленьким секретам придет конец. В один прекрасный день приедет полиция и выяснит, чем вы занимались. А потом они заберут тебя и поместят в комнату с мягкой обивкой, ты, гребаный могильный червь.
Генри попытался отгородиться от него. Он полез в ящик комода и достал оттуда щетку. Молча провел рукой по длинным седым волосам тети Лили и почувствовал, как это успокаивает ее. Бедная тетя Лили. Так напряжена. Так скована. Просто жесткая, как доска. Генри любовно расчесывал ей волосы, что-то напевая себе под нос, пока мама Роуз и дядя Олден спорили без умолку. Голова тети Лили была иссохшей, сухой, как выжженная земля. Ее волосы были клочковатыми, неровными... казалось, их едва хватало, чтобы покрыть ее пегий череп, и едва хватало, чтобы покрыть череп под ними. Каждый взмах щетки, хотя и мягкий, вырывал пучки волос с корнем, как зимнюю мертвую траву.
Тетя Лили издала странный воркующий звук.
Генри улыбнулся.