- У меня тушенка тут, еще есть фасоль в банках, в соусе - отпад! Хлеба, правда, нет. Мне его не хватает жестко. Хлеб - всему голова. Так отец говорил...
Юрец шмыгнул носом, и у меня перед глазами встали стены его дома тогда, в День Первый. Родители, кровь, худенькая Оля, с перепачканным лицом. Я еще подумал сначала, что ей лет двенадцать.
- Есть и к-ха... другие. Другие Королевы. Они всего лишь передают программу, как антенны. Мы с Веней это обсуждали, и знаешь, похоже на правду. Это же не американский блокбастер - уничтожил главного злодея и все закончилось.
- Юра, вот не надо этого дерьма, насчет других Королев. Если есть и другие, то проще... проще повеситься прямо сейчас!
- Или отрезать себе яйца, как эти лунатики, - хмыкнул Юрец. - Ладно, я ж тебя не стращаю. Просто, высказываю предположения. Ну все, нагрелось вроде, кха-кха.
Несмотря на то, что разум вовсю противился тому, чтоб жрать в канализации, из рук туберкулезника (возможного), а я все-таки взял банку и стал жадно глотать горячую фасоль.
А потом ел мясо, прямо пальцами. Слюна текла как у дикого зверя, и я все жрал и жрал.
Керосинка потрескивала, но конечно, не могла разогнать сырость и сумрак. Ни вокруг, ни тем более, внутри.
***
В канализации мы провели сутки. Я все выпытывал у Юрца, мол, когда идет дождь - сильно ли здесь заливает? Он говорил, что вообще не заливает. Да и унитазами-то нынче никто не пользуется, поэтому не так уж здесь и «антисанитарийно», как он выразился.
Мы поспали, и я потащил Юрца на волю. Он сначала не хотел идти, но я молча собрал его скудные пожитки в рюкзак, и, не обращая внимания на протесты, потащил Юрца на свет.
Мы долго глазели на дым, висящий над городом. Потом я пожал плечами:
- Нет, в канализации оставаться нельзя. Я и здесь чувствую...
- Что-то такое, да?.. - Юрец поежился и передернул плечами. - Как будто следит кто. А раньше еще и гул висел в воздухе, статический такой. Я начинал к нему прислушиваться, - Юрец облизнул губы, - и слышал голоса. Только не смейся.
- Я верю. Верю.
- А куда мы пойдем? - подергала меня за рукав Риточка. - А где папа, Ромк?
- Папа... - я замялся. Юрец поймал мой взгляд. Что отвечают детям, в таком случае?
- Он умер, да? Умер? - продолжила Риточка. Глаза у нее заблестели. Хрустальная бусинка соскользнула по щеке, проделывая в грязи блестящий след.
Я так и не смог ничего ответить и почувствовал себя свиньей. И вспомнил тот последний взгляд Вени и его последние слова. Если бы я промедлил, то может... может быть, Веня остался бы жив... Но тогда с проломленным черепом лежал бы я.
Я прижал девчонку к себе и смотрел на дым. Здесь нельзя стоять, мало ли там, радиация, но мне почему-то было все равно.