Денис не взглянул на него. Бросил скомканную бумагу в унитаз, зашёл в кабинку и закрыл дверь.
— Уходи отсюда, — услышал Андрей.
Он повернулся к зеркалу. В губы словно закачали фиолетовые шарики, по подбородку текла кровь. Он набрал в ладони воды.
«Где Вадик?..» Мысль ушла на дно. Он попытался её ухватить, но в голове зазвучала мелодия призовой игры. Надо вернуться в зал и вздрючить другой автомат, их всех, ему сегодня прёт, он…
Он понял, что уже в зале. Стоит перед исхудавшей гориллой в чёрном костюме.
— Так, так… — Охранник всмотрелся в глаза Андрея. — Ага, вижу, уже готов.
Он отошёл в сторону, освобождая проход.
«В смысле?» — хотел было спросить Андрей, но ответ пришёл сам: «Готов… замариновался азартом… заходи».
В конце длинного, похожего на кишечник коридора горел свет. За фешенебельным залом скрывался другой мир: кирпичные осклизлые стены, сочащийся влагой потолок, чавкающая под ногами грязь.
Андрей оказался в квадратном помещении пять на пять метров. Три стены занимали автоматы. Он сел за свободный.
— Эй, — позвал скелет за соседним автоматом, — знаешь, кто карточные масти придумал?
Он не смотрел на Андрея, только на экран. Если вообще видел — глаза игрока были цвета воды, в которой прополоскали грязное бельё.
— Ну, — кивнул Андрей. — Или лягушатники по принципу социального деления: черви — святоши, пики — вояки, бубны — торгаши, трефы — деревенщины. Или рыцари, когда от оружия в глазах зарябило: черви — щиты, пики…
— Ага, точно… Ланселот, готика… А третью слыхал?
— Третью чего?
— Версию… распятие Христа…
Скелет закашлял, сухо, страшно. Его будто выворачивало наизнанку: широко открытый рот, подпрыгивающая грудина.
— Не-а, — сказал Андрей, когда игрок откашлялся, резко сплюнул в сторону и замолчал.
— Карты у христиан — грех, кощунство… дьявольская игра. Отсюда символы: крест, на котором распяли Христа…
— Трефы, — одними губами произнёс Андрей.