— Мне часто кажется, что я уже умер, давно, в снегу на Мамаевом кургане. И все это, — он обводит глазами жестянку клети, людей в нем и великую темноту за решетками, — мне только чудится…
От него пахнет мятой и солью. Зря он мне так говорит, я чувствую, как глаза закатываются под лоб, и оседаю на пол. Прихожу в себя от того, что Оля меня хлопает по щекам.
— Ну чего ты, — говорит, — поднимайся давай, мы внизу уже, приехали.
И, наклоняясь к уху, шепчет:
— Скажи спасибо, что не обоссалась. Я когда-то в электричке переполненной в обморок шмякнулась, потом весь день в мокром ходила, стыдобища… Вставай же, пошли, чем сильнее отстанем, тем страшнее догонять…
Мы выходим из клети, проходим по узкому соляному коридору, в конце которого — яркий свет. В стене коридора три высоких металлических двери с крепкими замками, за одной из них гудит генератор, за двумя — тихо, хотя «не влезай — убьет!» отпечатано на всех трех.
— Зачем тут-то генераторы? — спрашивает Оля. — Тут же нет ничего, только озеро ледяное, сюда кто спускаться будет?
Я пожимаю плечами. После обморока всё кажется сном. Коридор поворачивает, мы выходим в темноту и останавливаемся, обратившись в соляные столпы. Нижняя камера так велика, что в ней можно было бы возвести бок о бок три Больших Театра, и им бы не было тесно. Но огромное пространство пусто, прожекторы, установленные у входа, не справляются с ним, яркие лучи истираются о темноту и распадаются световым туманом, липнущим к соляному потолку. Люди, разошедшиеся по залу, кажутся крохотными, лучики их фонариков — слабые мазки на темном полотне. А за ними, насколько хватает взгляда — черная поверхность воды. Хлябь.
«Температура у рассола зимой и летом минус пятнадцать, — рассказывал мне Мишка на прошлой неделе, когда я помогала ему сортировать таинственные препараты, привезенные из Ленинграда спецдоставкой. — Берега и дно — из чистой соли. Если в бутылку налить воды и опустить в Хлябь, то она быстро замерзнет. Уникальный природный объект, изучать надо!»
Я стою у Хляби и смотрю в ледяную бездну, она прорастает в меня, кристаллической паутиной соли расходится по сосудам. Прошло много лет, но до сих пор, закрывая глаза, я вижу черную гладь и белый бриллиантовый свет над нею. Свет и тьма смотрятся друг в друга, совершенно равнодушные к человеческому присутствию, хотя именно им и рожденные — без света, который мы принесли с собой, тьма не могла бы себя таковой осознать. Потому что если все вокруг — только ты и есть, как узнаешь, где твои начало и конец?
— Ну что, Бетка, хочешь эксперимент с бутылкой? — спрашивает Миша Изюбрин, материализуясь у моего локтя, и я вздрагиваю, потому что меня только что вовсе не было, я растворилась в темноте, и мне было спокойно и хорошо.
— Я хочу эксперимент, — говорит Оля, поправляет волосы и улыбается Мишке мелкозубой своей улыбкой, влажно блестящей в свете фонаря. Честное слово, неужели она сама за собой не замечает? Как щенок бесхозный ко всем ластится, будто ждет каждую секунду — кто же поманит? Кто же станет хозяином?
Мишка торжественно достает из-за спины бутылку из-под молока, наполненную водой.
— Подержи-ка, — говорит он Оле и разматывает бечевку, чтобы привязать за горлышко. Оля «ненароком» прижимается к его локтю грудью. Я вздыхаю.
— Откуда ты бутылку-то взял с водой? — спрашиваю Мишу. — В лифте у тебя ее не было.
— О, у товарища Изюбрина здесь богатый инвентарь, — говорит Терехов, подходя из темноты и с интересом наблюдая за манипуляциями с бутылкой. — Ведь он только на полставки в нашем санатории, да, Михаил? Остальное время — тайные исследования в лаборатории нижнего яруса. Как в известной истории про доктора Джекила и мистера Хайда — утром он ставит целебный горчичник старушке-ветерану труда, а вечером проводит зловещие эксперименты в глубоком подземелье…
— Вы, Сергей Дмитриевич, так говорите, будто бы я родного деда за эту возможность на рынке продал, — обижается Мишка, завязывая бечевку вокруг бутылки в крепкий узел. — Хотя знавали бы вы моего дедулю — согласились бы, что это ничего себе поступок. А я хочу советскую науку продвигать, мне предложили заочную аспирантуру и исследовательский проект — я и обрадовался. Я же у вас честно отрабатываю, нет?
— Честно, честно, — машет рукой Терехов. Даже в свете фонаря видно, как Мишка покраснел.
— Вон там мостки над озером, — говорит он. — Пойдемте бутылку опустим, сами увидите…
Они с Олей идут впереди.
ebooksa