Вадим онемел.
— Молодость бывает жестока, — изрекла женщина.
— Послушайте, — неуверенно начал Вадим, — мы ничего не знали о болевшем ребёнке. Если мы и смеялись, то в своей квартире, и это не запрещено законом, не так ли?
Женщина убрала платок и внимательно посмотрела на Вадима.
— Смеялся ли Иисус?
— Что?
— Иисус не смеялся, — подытожила женщина и растворилась в подъездном полумраке, оставив Вадима переваривать полученную информацию.
Лишь вечером он хватился пропажи. Из коридора исчезли без следа его ярко-красные кеды.
Новоселье отмечали с запозданием. В узком кругу: брат Вадима, лучшая подруга Вики. Играли в «Диксит», хрустели чипсами.
Даже деверю Вика не призналась, что работает на полставки уборщицей. Стыдно: в двадцать пять лет, при высшем образовании… При муже, хвастающемся заказами.
Захмелевшая, Вика вдруг сильно обозлилась на Вадима. Самодовольный бахвал. Кому ты чешешь про деньги? Брату, который жене автомобиль подарил? Ирке? У Ирки идеальный маникюр, а твоя супруга на карачках коридоры моет.
— Солнышко, ответь.
Вика отложила карточки, подумав, что Вадим и сам мог бы подорвать задницу. Вышла в коридор. Звонил синий стационарный аппарат хозяйки.
— Мельник на проводе.
— Вы смеётесь, — процедил старческий голос. Это было утверждение. Не вопрос.
— Э-э-э…
— Вульгарно, громко, по-хамски смеётесь!
— Знаете, что? — вспыхнула Вика. — Посмотрите на часы! Семь вечера! Не я проектировала ваш долбаный дом! Запаситесь берушами!
В трубке воцарилась тишина. Умолкли и гости. Обернувшись, Вика увидела, что они таращатся на неё из гостиной.
— Вы не понимаете, — уже без агрессии, почти жалобно, сказал старик. — Тут так нельзя.