— А где же Ваня? — перебил он. — Где наш Ванечка?
Её веко дёрнулось.
— Я подошла к нему, Артур, к чёртовому автобусу. От него несло смертью. Вблизи он грязный, весь в каком-то смальце и прилипших насекомых. Трупики мух, лапки, усики. Как большая мухоловка… Я постучала в стекло.
— Зачем? — он уставился на жену ошеломлённо. — Зачем ты постучала в стекло, любимая?
— Они не открыли дверь, — продолжала Алиса. — Но я знала, что они меня слышат. Я назвала им адрес. Я сказала, что у нас есть сын. Я сказала, что отключу сигнализацию. Я…
Кошелев вскочил, опрокинув стул.
— Что ты натворила?
— Ты что, — полные боли глаза обратились к мужу, — правда, думаешь, что стены защитят его? Замки и камеры? Дети… дети убьют его рано или поздно. Твоего пухлого книжного мальчика. И прежде чем убить…
— Заткнись! — он ударил её наотмашь — впервые в жизни.
— Прежде чем убить, — процедила она с ненавистью, — они будут издеваться над ним. И ты ничего не сделаешь. Но если он станет таким, как они…. Как ты не понимаешь? Только тогда у него будет шанс.
Он схватил себя за волосы и закричал. Гортанно, до хрипа. Потом вышел из кухни на ватных ногах. Пересёк вестибюль. Ему померещилось, что он слышит запах резины, запах стерильных перчаток, совсем недавно касавшихся перил. Слышит эхо поднимающихся по лестнице шагов. И неумолимое «чик-чик» холодных ножниц.
Артур не побежал, а двинулся медленно, отмеряя каждую ступеньку.
— Я дома, малыш, — сказал он.
Алиса осмелилась зайти в детскую комнату под утро. Муж сидел на полу, среди книжных стопок. Его губы шевелились, руки суетливо перекладывали тома.
— Толкиен… и Жюль Верн… и Буссенар… ага, и Стругацкие, конечно.
Алиса прислонилась к стене.
— Что ты делаешь?
Он вздрогнул. Посмотрел на неё лихорадочно сверкающими глазами.
— Ах, это ты, милая. Я тут ищу кое-что. Нужно быть готовыми к возвращению Вани.
Артур сдул с книжки пыль.