Единственная

– Я пока не готова к полному слиянию, – почему-то испытывая вину, шепнула я.

Джар обнял мое лицо и поймал взгляд:

– Не извиняйся за то, что слаба. В этом моя вина. Не вини себя в том, что не хочешь прямо сейчас. В этом тоже моя вина…

– Хочу, но не здесь и не сейчас…

Джар прижал к моим губам большой палец, предлагая помолчать. И мягко закончил:

– Я знаю, чувствую твой запах возбуждения, и не представляешь, насколько рад. Ты приняла мою опеку, озвучила вызов и согласна на будущее слияние. Сейчас этого более чем достаточно. А пока мы здесь, есть время и возможность, хочу познакомиться с тобой ближе, дать привыкнуть ко мне и моим рукам. Чтобы ты искала у меня не только защиту, но и удовольствие.

Я смотрела в глаза своему мужчине и не знала, чем заслужила такое чудо. В сердце рождалось, росло нечто большее, чем просто привязанность к этому, в сущности, чужому… ранту, иномирцу, иноверцу. Второй раз за утро я подумала: почему бы и нет? Жизнь-то, оказывается, слишком коротка! И в конце концов, я взрослая свободная женщина, пусть и невинная еще. Передо мной такой же взрослый мужчина, свободный для меня и не свободный для других, уж я постараюсь. Поэтому тоже использую время и возможность, чтобы… распалить воображение Джара и прочно засесть у него в голове, а не только в ране. Чтобы не мог забыть, мечтал о том, как сделать меня ри-янтой.

Ох! Отведя руки от своего тела и не отпуская разгорающиеся желанием глаза Джара, я особенно остро ощутила себя змеищей. Вот не зря Ева дружбу со змеем водила, ох не зря.

– Помоги мне пополнить запас ваших слов, – хрипло попросила я на ранте. – Мне необходимо еще хотя бы сто двадцать основных, дальше даже перевод с дрона не потребуется, ассоциативное восприятие включится.

Дальше началась чувственная игра: Джар прикасался к частям моего тела и называл их на дроне и ранте. На груди мы задержались, ему не хотелось отрывать от нее руки и взгляд. Зато он нашел много чего, что можно перевести на рант. И маленькую родинку на левой груди, и заживающую царапинку на правой, которую он виновато приласкал подушечками пальцев, и потемневшие, сжавшиеся горошинки вершинок… Мыло мы давно смыли… В какой-то момент Джар перевозбудился. Глянул на меня сумасшедшими глазами и, нырнув на глубину, скрылся под потоком воды.

Когда я, охладив разгоряченное «изучением иностранного языка» тело и одевшись, вышла из купальни, то, к своему изумлению, увидела яростно отжимающегося Джара. Широко расставив ноги и упираясь одним кулаком, он поднимался и опускался над камнем, демонстрируя превосходную работу тренированных мускулов. Увидев меня, глухо рыкнул и убрался подальше проделывать боевой комплекс упражнений и ударов.

А я расстроилась: неужели он на меня злится? Рядом проходил Илэр, и я обратилась к нему:

– Что случилось?

– Пытается напряжение сбросить… хотя бы так, – криво улыбнулся Илэр, – раз более приятного способа нет.

За спиной раздался спокойный голос Рето:

– Воевать может не каждый, убивать, глядя в глаза врагу, – единицы. Для этого нужен специфический склад характера, физические данные и много чего еще. Но главное, такие, как мы, испытывают большие нагрузки, больше психологические. Чаще всего именно военные ищут встреч с лешками. С ними проще всего избавиться от накопившегося напряжения. Это легко и быстро…

– Да, полдня с лешкой – и потом пару месяцев ни напряжения, ни вообще ничего не чувствуешь, – проворчал Илэр.

Медик бросил на него раздраженный взгляд и продолжил пояснять:

– Думаю, ваши военные похожи на нас. Ограничения, высокие требования, жесточайшие условия службы. Мы другие. Гормоны, постоянный адреналин, вечное хождение по грани меняют неуловимо, но заметно для тех, кто далек от нас.

– Так, Рето, лучше сразу говори, к чему ты ведешь? Хватит ходить вокруг да около, – выпалила я, не выдержав долгого вступления.