Утром Босх стал богаче на десять тысяч долларов, но цена все равно повергла его в изумление. Должно быть, он изменился в лице, ибо Флора улыбнулась.
— Понял? — сказала она. — Ты полицейский.
— Нет, Флора, это не так, — возразил Босх. — Можно заплатить кредиткой?
— Нет, плати наличными.
Нахмурившись, Босх выудил из бумажника сотенную купюру, которую носил в потайном отсеке на всякий пожарный случай. Добавил к ней деньги из кармана пиджака, пересчитал, заплатил триста тридцать пять долларов за копии, а остальные шесть баксов сунул обратно в карман. Попросил квитанцию, хоть и не планировал требовать у Вэнса компенсации расходов. На прощание помахал Флоре пачкой распечаток и вышел из архива.
Через несколько минут его «чероки» уже стоял на выезде с парковки. Там собралась очередь, ибо все — и служащие, и посетители — вышли из здания ровно в пять часов. Чтобы развеяться, Босх поставил компакт-диск с последним альбомом саксофонистки Грейс Келли. Мэдди была по большей части равнодушна к джазу, но Келли ей нравилась. Если она выберет ресторан, куда нужно будет ехать на машине, пусть по дороге играет этот диск.
Но Мэдди заявила, что ужинать они будут в Старом городе. От Палм-авеню — улицы, где она жила, — до Старого города было рукой подать, и они с Босхом решили прогуляться. По пути Мэдди рассказала, что снимать отдельный дом с тремя подругами гораздо приятнее, чем ютиться в двухкомнатной клетушке общежития с одним туалетом на всех, как это было на первом курсе. К тому же теперь она жила рядом с той частью студгородка, где находился факультет психологии. В целом жизнь у Мэдди складывалась неплохо, но Босх волновался насчет ее безопасности. Палм-авеню не входила в зону покрытия университетской полиции, так что Мэдди с подружками оставалось надеяться на полицейское управление Оринджа, а толку от него было немного. В отличие от полиции университета, городские патрули реагировали на вызов как сонные мухи. Разница во времени отклика была ощутимой: не пара секунд, а несколько минут. Босха это изрядно беспокоило.
Местечко в Старом городе оказалось пиццерией, где ты, отстояв длинную очередь, забирал к столику свеженькую заказную пиццу — как говорится, с пылу с жару. Расположившись напротив Мэдди, Босх засмотрелся на ядовито-розовый оттенок ее волос. А потом спросил, зачем она покрасилась в такой цвет.
— Из солидарности, — ответила Мэдди. — У подружки мама болеет раком груди.
И увидела, что Босх ничего не понимает.
— Ты что, прикалываешься? — удивилась она. — Пап, сейчас октябрь: месячник осведомленности о раке груди. Ты же и сам все знаешь.
— Ах да, точно. Забыл.
Недавно он видел по телевизору футболистов «Лос-Анджелес рэмз» в розовой форме. Теперь до него дошло, что к чему. Хорошо, конечно, что Мэдди выкрасила волосы ради благого дела. Что еще лучше, эта краска, наверное, быстро смывается: ведь через пару недель будет уже ноябрь.
Расправившись с половиной своей пиццы, Мэдди уложила остатки в картонную коробку, объяснив, что это на завтрак.
— Ну, какое дело взял? — спросила она, когда они возвращались к дому по Палм-авеню.
— Откуда ты знаешь, что я взял дело? — спросил Босх.
— Ты же написал в эсэмэске. И еще на тебе костюм. Ну почему ты у меня такой параноик? Прямо как агент секретной службы.
— Да забыл. Ищу наследника.
— Как-как? Насильника?
— Наследника. Знаешь фразу «наследник престола»?