– Езжай на семёновский базар. Там где-то должны иголками торговать, знаешь?
– Вестимо. Там кусок выделен. Блошиный рынок называется. Но, Машка, поехали, – он мотнул вожжами.
– Странное имя для лошади.
– Нормальное. Зато резвая. Мигом доставлю.
Событие пятьдесят второе
Тихон был точно таким, как его Глаша и намалевала. Пусть и устно. Здоровый мужик с окладистой староверческой бородой. Говорят, что на таких пахать надо. Вот, правда. Стоит такой боров бородатый за прилавочком и иголочки швейные со всякой дребеденью продаёт вместо того, чтобы работу работать. Мерчандайзер хренов. В стране сейчас миллионами помирают люди от голода. А этот…
Брехт одёрнул себя, чего разошёлся? Подошли, окружив этого Тихона с трёх сторон, мало ли, может он организатор похищения Дворжецкого. Или даже ограбления? Разбойного нападения? У Матвея Абрамовича с собой приличные деньги. Были.
– Тихон? – Брехт смотрел в глаза мужику, как среагирует. На всякий случай кобуру с Кольтом расстегнул. Не в родной понёс. Засунул в ТТшную, хоть та и маловата чутка.
– Тихон, – спокойный взгляд, даже чуть пренебрежительный. Хоть примерно одного роста, но, кажется, сверху вниз посмотрел.
– Тут такое дело, – передумал Брехт в плохого следователя играть, – Пропал мой человек – Матвей Абрамович Дворжецкий и владелец бывший швейного ателье Иван. Не знаю фамилию. Нам его дочь Глаша сказала, что ты можешь знать, куда они собирались. Вроде бы пошли в эту вашу Миллионку к китайцам швейные машинки покупать.
– Ёкарный бабай! Ну, ни хрена себе! Что не вернулись? Вчера же утром пошли!
– Что знаешь-то? – прервал поток междометий Брехт.
– Ну, да собирался Абрамыч машинки у китайцев покупать и ткань, и фурнитуру. К Цыню собирался сначала зайти, – за бородой было не сильно заметно, но показалось Ивану Яковлевичу, что сморщился Тихон.
– Проводишь? – Брехт головой кивнул на лежащий на тряпке товар. Мелочь копеечная.
– А сколько вас? – огляделся.
– А сколько надо? – чуть наклонил голову набок комбат, – Трое, – не стал ждать ответа.