Королевство грез

22
18
20
22
24
26
28
30

– Но хотя до сих пор в нашем браке все шло не так, как положено, я хотел бы просить вас об одолжении…

Дженни не узнала в еле слышном шепоте собственный голос:

– О каком… одолжении?

– Только на нынешний вечер, – сказал он, дотягиваясь и обводя кончиками пальцев контур ее вспыхнувшей щеки, – нельзя ли нам отложить разногласия в сторону и вести себя как обычная чета новобрачных на обычном свадебном торжестве?

Дженни думала, что вечерний праздник устраивается в честь его прибытия домой и последней победы в войне против ее народа, а вовсе не ради их женитьбы. Он заметил ее колебания, и на губах мелькнула кривая ухмылка.

– Поскольку невинная просьба явно не в силах смягчить ваше сердце, я вместе с просьбой предложу сделку.

Отчетливо сознавая, какой эффект производит поглаживание по щеке его пальцев и какую притягательную силу стало вдруг излучать его большое тело, она спросила дрожащим шепотом:

– Какую сделку?

– В обмен на подаренную мне нынче ночь я отдам одну ночь в ваше личное распоряжение в любое время, в какое укажете. Не важно, как вы пожелаете ее провести, я отдам ее вам, и вы сможете делать все, что вам будет угодно. – Она все еще колебалась, и он с насмешливым отчаянием покачал головой. – Какое счастье, что я никогда не встречался с таким упрямым противником на поле боя, ибо, боюсь, ушел бы побежденным.

Неизвестно почему, но его признание, высказанное с ноткой восхищения в голосе, сильно поколебало сопротивление Дженни. Следующие слова ослабили его еще больше:

– Я прошу одолжения не для себя одного, крошка, но и для вас тоже. Не кажется ли вам, что после всех бурь, которые предшествовали нынешнему вечеру и, возможно, продолжатся после него, мы оба заслуживаем получить одно особенное, ничем не запятнанное воспоминание о нашей свадьбе, которое могли бы хранить и лелеять?

Необъяснимые чувства теснились в ее груди, и хотя она не забыла ни одной из серьезных обид, обвинение в которых могла ему предъявить, воспоминание о невероятной речи, произнесенной им перед своим народом в ее защиту, еще было живо в памяти. Кроме того, возможность притвориться на несколько часов – лишь на сегодня – желанной невестой при нем, страстном женихе, казалась не только безвредной, но непреодолимо и сладостно привлекательной. Она наконец кивнула и тихо сказала:

– Как пожелаете.

– Почему, – пробормотал Ройс, глядя в ее пьянящие глаза, – каждый раз, когда вы уступаете добровольно, как теперь, я чувствую себя королем-победителем… А когда покоряю вас против воли, чувствую себя презренным нищим?

Не дав Дженни прийти в себя от столь ошеломляющего признания, он собрался уходить.

– Постойте, – окликнула Дженни, протягивая шкатулочку, – вы забыли вот это.

– Она ваша вместе с двумя другими вещицами, которые в ней находятся. Ну-ка откройте.

Шкатулка была золотой, сплошь изукрашенной, вся крышечка инкрустирована сапфирами, рубинами, изумрудами и жемчугами. Внутри лежало золотое кольцо – женское кольцо, с глубоко утопленным в оправе огромным рубином. А рядом… Брови Дженни изумленно нахмурились, она посмотрела на Ройса, переспросила: «Ленточка?» – и снова взглянула на простую, узенькую розовую ленту, аккуратно свернутую и уложенную в шкатулке, достойной драгоценностей короны.

– Два эти кольца и лента принадлежали моей матери. Это все, что осталось после того, как поместье, где родились мы со Стефаном, было уничтожено во время осады. – И с тем он ушел, предупредив, что будет ждать ее внизу.

Ройс закрыл за собой дверь и минуту стоял неподвижно, не меньше самой Дженнифер изумленный тем, что наговорил ей, и тем, как он с ней разговаривал. Его все еще мучило, что она дважды обманула его в замке Хардин и участвовала в заговоре отца с целью лишить его не только жены, но и наследников. Но у Дженнифер было одно неоспоримое оправдание, говорящее в ее пользу; как бы он ни старался не думать об этом, оно извиняло ее: «Все потому, что я оказалась на пути вашего мародера-брата, прогуливаясь на холме…»