Секунду Тимара непонимающе смотрела на него. Потом возразила:
– Нет, это не то. Ты видел у многих черные ногти. Или даже большие черные ногти. Но не когти. Потому что, когда рождается ребенок с когтями вместо ногтей, родители и повитуха знают, что должны сделать. И делают это.
Татс придвинулся по ветке ближе к ней.
– Что делают? – хрипло спросил он.
Она отвела глаза от его пристального взгляда и уставилась в переплетение ветвей, между которыми запуталась ночь.
– Избавляются от него. Уносят его куда-нибудь, где не ходят люди. И оставляют там.
– Умирать? – Татс был потрясен.
– Да, умирать. Или на съедение – древесной кошке или большой змее.
Тимара взглянула на парнишку и поняла, что не выдержит его взгляда, в котором плескался ужас. Этот взгляд словно бы обвинял, и девушка почувствовала себя неуютно, как будто проявила неблагодарность или неповиновение, рассказывая об участи детей-выродков.
– Иногда ребенка душат, чтобы он долго не мучился, а потом бросают в реку. Думаю, это зависит от повитухи. Моя повитуха просто унесла меня и положила в развилку ветви подальше от всех путей, а потом поспешила обратно к моей матери, потому что у той было сильное кровотечение.
Тимара сглотнула комок в горле. Пораженный Татс смотрел на нее, слегка приоткрыв рот. Впервые девушка заметила, что один из его нижних зубов заходит за другой. Она снова отвела взгляд.
– Повитуха не знала, что мой отец выследил ее. До меня у родителей уже были дети, но я оказалась первым ребенком, который родился живым. Папа сказал, что не мог вынести мысли о моей смерти и почувствовал, что мне надо дать шанс. Поэтому он пошел следом за повитухой и принес меня обратно домой, хотя знал, что многие осудят его за этот поступок.
– Осудят? Почему?
Девушка снова посмотрела на Татса и опять подумала, не потешается ли он. У него были светлые глаза, голубые или серые, в зависимости от времени суток. Но они не светились, в отличие от ее глаз. И смотрели на нее без малейшей хитрости. Этот честный взгляд почти разозлил Тимару.
– Татс, как ты можешь не знать таких вещей? Сколько ты прожил в Дождевых чащобах – шесть лет? Здесь многие дети рождаются с отметинами чащоб. А когда они вырастают, отличия усиливаются. Поэтому людям надо было где-то провести черту. Потому что если уже при рождении ты слишком сильно отличаешься, если у тебя уже есть чешуя и когти, то кто знает, каким ты вырастешь? А если бы такие, как я, вступали в брак, то их дети наверняка рождались бы еще меньше похожими на людей, а вырастали бы вообще Са ведает кем.
Татс сделал глубокий вдох, потом резко выдохнул, тряхнув головой.
– Тимара, ты говоришь так, как будто не считаешь себя человеком.
– Ну… – начала она, а затем умолкла.
Некоторое время она пыталась поймать ускользающие слова. «Может быть, я и не человек». Верила ли она в это? Конечно нет. Наверное, нет. Кто же она тогда, если не человек? Но если она человек, почему же у нее когти?
Прежде чем девушка собралась с мыслями, Татс заговорил снова: