– Мне кажется, ты выглядишь ничуть не страннее, чем большинство здешних. Я видел людей, у которых чешуи и бахромы на шее гораздо больше, чем у тебя. Теперь меня это уже не пугает. Когда я был маленьким и впервые попал сюда, вы все казались мне страшными. А теперь уже нет. Вы просто… ну как бы люди с отметинами. Точно так же, как мы, татуированные.
– Тебя отметил татуировкой твой владелец. Чтобы показать, что ты раб.
Татс улыбнулся, сверкнув белыми зубами. Этой улыбкой он словно бы опровергал ее слова.
– Нет. Меня отметили, чтобы хозяева могли поверить, будто я принадлежу им.
– Знаю, знаю, – поспешно ответила Тимара. На этом настаивали многие из бывших рабов. Она не понимала, почему для них так важно подчеркнуть разницу. Впрочем, пусть Татс объясняет свою татуировку так, как ему нравится. – Но я хотела сказать, что кто-то сделал это с тобой. А до того ты был таким же, как все. А вот я родилась с ними. – Она повернула руку и посмотрела на черные когти, загибающиеся к ладони. – Не такая, как все. Непригодная к замужеству. – Отвернувшись, она добавила совсем тихо: – Не заслуживающая жизни.
Татс негромко произнес:
– Твоя мама только что вышла из дому и смотрит вверх, на нас. Вот сейчас она там стоит и глядит прямо на меня. – Он слегка отодвинулся от Тимары, склонил лохматую голову и ссутулил плечи, как будто стараясь стать невидимым. – Она ведь меня не любит?
Тимара пожала плечами:
– Сейчас она больше всего не любит меня. У нас сегодня вышла… ну вроде как семейная ссора. Мы с папой вернулись со сбора, а мать сказала, что кто-то сделал мне предложение. Не брачное, а предложение работы. Но папа ответил, что я уже работаю, а она рассердилась и не хочет рассказывать даже, что мне предложили.
Девушка опустилась спиной на ветку и вздохнула. Вокруг сгущалась темная ночь Дождевых чащоб. В висячих домиках зажигались лампы. Насколько хватало глаз, сквозь путаницу ветвей и листьев мерцали разбросанные там и сям искорки верхних ярусов Трехога. Девушка перевернулась на живот и посмотрела вниз, на жилища более зажиточных горожан, где огоньки были гуще и ярче. Фонарщики уже приступили к работе, они зажигали фонари на мостах, которые, подобно сияющим ожерельям, обвивали деревья города. Тимаре казалось, что с каждым вечером этих огоньков становится все больше. Шесть лет назад, когда здесь появились татуированные, население Трехога и Кассарика увеличилось. И с тех пор приходили все новые и новые чужаки. Девушка слышала, что маленькие торговые поселения ниже по реке тоже разрастаются.
Лес внизу, осыпанный огнями, был прекрасен. Это ее лес – и в то же время он ей не принадлежал.
Тимара сжала зубы и проговорила:
– Вот это-то меня и злит. Мне и так почти не из чего выбирать, а тут еще родная мать скрывает от меня какую-то возможность.
Она оглянулась на костлявого парнишку, сидящего на ветви рядом с ней. Усмешка Татса всегда заставляла ее вздрогнуть – настолько сильно в этот момент менялось его лицо. Вот и сейчас он вдруг ухмыльнулся.
– Кажется, я знаю, что тебе предложили.
– И что ты знаешь?
– Что это за предложение. Я тоже слышал о нем. Это одна из причин, почему я сегодня пришел сюда. Я хотел спросить тебя и твоего папу, что вы об этом думаете. Вы ведь знаете о драконах побольше моего.
Тимара села так резко, что Татс от неожиданности икнул. Однако девушка знала, что не упадет с ветки.
– Что за предложение? – требовательно спросила она.
Лицо Татса озарилось воодушевлением.