Драконья гавань

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет ничего «низкого» в выживании, – возразил Меркор, и голос его, как обычно, звучал спокойно, почти безмятежно. – Считай это опытом, полученным дорогой ценой, Синтара. Когда ты умрешь и будешь съедена или твоя молодь проклюнется из яйца, драконы понесут дальше воспоминания об этом времени. Пережитые трудности не могут быть потерей. Кто-нибудь научится у нас. Кто-то извлечет пользу из нашего опыта.

– А кто-то устал от твоих разглагольствований, – проворчал алый Ранкулос.

Он закашлялся, и Синтара почуяла запах крови. Она придвинулась ближе к нему. Ранкулос был изранен серьезнее прочих драконов. Его ударило по ребрам чем-то тяжелым, пока он барахтался в потоке. Синтара ощущала боль, с которой ему давался каждый вдох. По большей части чешуя неплохо защитила их. Сестикан ушиб крыло, и оно ныло, когда он пытался его расправить. Верас жаловалась на обожженное горло – она наглоталась едкой воды. О мелких повреждениях никто не считал нужным упоминать. Они драконы. Они выздоровеют.

Река отступала с каждым часом. Уже проявилось некое подобие берега. Кусты, увешанные гирляндами погибших лиан, торчали из длинной полосы жирной грязи. Большим облегчением оказалось встать на лапы и вытащить брюхо из воды, но ходьба по липкой, чавкающей грязи утомляла почти так же сильно, как и плавание.

– А что бы ты предпочел от меня услышать, Ранкулос? Что после того, как мы зашли так далеко и пережили столько бед, нам следует лечь и умереть?

Меркор с трудом подковылял к ним. Обычно драконам несвойственно стоять так близко друг к другу, вспомнила Синтара. Но они и не обычные драконы. Они многие годы жались друг к другу на тесном клочке земли под Кассариком – и изменились. И вот теперь, когда снова наступило время усталости и неуверенности, они по привычке сбились вместе. Было бы так уютно лечь и заснуть под боком у Ранкулоса… Но она не станет. Грязь слишком глубока. Она проведет эту ночь стоя, будет дремать и грезить о пустынях и жарком сухом песке.

– Нет. По крайней мере, не здесь, – устало откликнулся Ранкулос.

К ним приближался большой голубой Сестикан. На его лазурной шкуре виднелись потеки грязи.

– Значит, решено. Завтра мы двинемся дальше.

– Ничего еще не решено, – спокойно заметил Меркор.

Золотистый дракон раскинул крылья и слегка встряхнул ими. Разлетелись брызги воды и грязи. Узор, похожий на павлиньи «глазки», покрывали илистые разводы. Синтара не видела Меркора таким грязным с тех пор, как они ушли из Кассарика.

– Странно, – кисло отозвался Сестикан. – Мне вот показалось, мы только что решили не ложиться и не умирать здесь. Значит, нам остается только двигаться дальше, в Кельсингру.

– Кельсингра! – с презрением выплюнула Фенте, словно ругательство.

Маленькая зеленая драконица встопорщила бахрому своей недоразвитой гривы. Будь грива полноценной, это бы выглядело угрожающе, а так Фенте напомнила Синтаре золотисто-зеленый цветок на тонком стебле.

– Вот лично я не вижу причин дожидаться хранителей. Они нам не нужны, – высказался подошедший Кало.

На ходу он расправил во всю ширь сине-черные крылья и встряхнул ими, пытаясь избавиться от грязи. Они оказались больше, чем у Меркора. Он что, пытается напомнить всем, кто тут самый крупный и самый сильный самец?

– Ты меня всю забрызгал грязью. Прекрати! – потребовала Синтара и подняла шейную бахрому, уверенная, что выглядит не менее устрашающе, чем Кало.

– Ты и так настолько грязная, что даже не знаю, как ты заметила разницу! – возмутился Кало, но все же сложил крылья.

Но Синтара и не подумала так вот запросто отпустить его с миром.

– Может, тебе и не нужен хранитель, но мои мне пока пригодятся. Завтра они обе вычистят меня. Пусть мне приходится стоять в грязи, но причин носить ее на себе нет.