Она что-то сделала. Я не был уверен, что именно, но вдруг я снова замкнулся в своем собственном теле и оказался в кресле перед затухающим огнем. Я приподнялся, но потом снова откинулся назад. Голова кружилась, а сердце колотилось так, будто она бросила меня оземь. Я благодарно устыдился себя. Она права. Я балансировал на грани, проверяя, подзадоривая себя нырнуть глубже. Если бы я хоть на мгновение поддался, назад дороги не нашел. И Би приняла бы на себя всю тяжесть моего решения.
Я закрыл глаза и спрятал лицо в ладонях.
Святая Эда, как выросла ее сила! Неттл ворвалась в мое сознание, будто, хлопнув дверью, встала перед моим креслом. Она не дала мне времени на ответ.
Свечи почти догорели, прежде чем я почувствовал себя цельным. Неттл принесла чуждую мысль. Би ревнует? Я долго размышлял, почему, собственно, Би завидует Шан? Потом я решил, что нашел ответ, осталось только утром поговорить с Рэвелом и все исправить.
Глава двадцать вторая
Персеверанс
В Ивовый лес с опекаемой прибыл благополучно. Эта леди Шан, пожалуй, самая нелепая работа, которую я делал для лорда Чейда. Каждый день я радуюсь, что ты не похожа на нее. Би, как ты и предупреждала меня, странная девочка. Я не вижу никаких признаков, что отец ее забросил. На самом деле, они, кажется, удивительно близки и
Постоянные жалобы и просьбы Шан сделать все так, как ей нравится, несколько дней занимали время отца и Риддла. Обещанные мне уроки верховой езды не состоялись. Однажды, после моей утренней прогулки, Риддл увез леди Шан в город в двуколке, чтобы она посмотрела новые ткани и купила свежие одеяла. Повозку трясло и мотало по ледяной колее, но и это, и осознание, что ее ждет полное разочарование товарами на городском рынке, меня слабо утешило. Ей удалось оторвать от нас Риддла и удерживать рядом с собой. Я обнаружила, что ревную, но не за себя, а за сестру. Почему-то я знала, что Риддл принадлежит Неттл, и мне не нравилось видеть, как вольно Шан обращается с его временем. Если кто-то и вспоминал, что мне были обещаны уроки верховой езды, никто об этом не заговаривал. А когда Риддл и Шан вернутся, то сразу поедут в другое, более длительное путешествие, чтобы купить так много вещей, что отец подготовил под них две тележки. Никто не подумал спросить меня, хотела ли я поехать вместе с ними или что мне привезти с городского рынка.
Следующие дни были полны шума и беспорядка. В Ивовый лес прибыла новая волна рабочих. То и дело приезжали и уезжали тяжелые повозки, запряженные огромными лошадьми. Мужчины выгружали бревна и камень и разносили их по дому. В стенах обнаружили гниль и то, что начиналось как простой ремонт, превратилось в нечто невообразимое. Стук молотов, визг пил, топот и выкрики рабочих, казалось, заполнили каждый уголок моего дома. Я обещала отцу, что буду по возможности держаться подальше от них, и у меня получилось. Спала я по-прежнему в гостиной мамы. Сундуки с моей выстиранной одеждой перенесли сюда же. Ее оказалось гораздо меньше, чем раньше: Рэвелу пришлось сжечь некоторые вещи.
На свой страх и риск я сама пошла в конюшни. Это место я знала плохо. Из-за маленького роста я всегда боялась крупных животных. Даже пастушьи собаки казались мне огромными, а под многими лошадьми я могла пройти, не наклоняя голову. И все-таки я не только пошла туда, но и нашла кобылу, которую отец когда-то выбрал для меня. Как он и говорил, она была серая в яблоках, с одним белым копытом. Я отыскала табурет, подтащила его к стойлу и забралась на ясли, чтобы посмотреть лошадку. Она не стеснялась, сразу подошла и ткнулась носом в мой ботинок, а затем попробовала на вкус край моей рубашки. Я протянула к ней руку, и она лизнула мою ладонь. Я осталась сидеть, не отнимая руки, это позволило мне внимательно рассмотреть ее морду.
— Эй, мисс, вам не следует позволять ей это. Знаете, она просто слизывает соль с кожи. А потом может и укусить.
— Нет, не может, — возразила я, хотя понятия не имела, на что она способна.
Этот мальчик выглядел всего на несколько лет старше меня, но был на голову выше. Я с огромным удовольствием смотрела на него сверху вниз. В его черных волосах застряла солома, грубая ткань рубашки стала мягкой от бесчисленных стирок. Его нос и щеки покраснели от ветров и дождей, а руки, лежавшие на краю стойла, загрубели от работы. У него был прямой крупный нос, а зубы казались чересчур большими. Темные глаза его прищурились, когда я его не послушалась.
Я убрала руку от языка лошади.
— Это моя лошадь, — сказала я, оправдываясь, и мне не понравилось, как это прозвучало. Лицо мальчика помрачнело.
— Ага. Я уже догадался. Вы леди Би.