Убийца Шута

— Слишком длинное, — решил он. — Дайте мне поправить. Поднимите ногу.

Я подняла, глядя меж ушей лошади, пока он что-то делал с одним стременем, а затем с другим.

— Попробуйте сейчас, — сказал он мне, и когда я ощутила арку стремени на ноге, я вдруг почувствовала себя спокойнее.

Он откашлялся.

— Возьмите вожжи, — распорядился он.

Я взяла и вдруг поняла, как я одинока и как все это далеко от безопасности. Сейчас я была во власти Присс. Если бы она захотела побежать, сбросить и растоптать меня, ей ничто бы не помешало. Пер снова заговорил.

— Сейчас я поведу ее. Держите вожжи, но не пытайтесь управлять ею. Просто сидите в седле и чувствуйте, как она движется. И выпрямите спину. На лошади надо сидеть прямо.

И это было все, что мы сделали в тот первый день. Я сидела на Присс, а Пер вел ее. Он говорил мало.

— Спина прямая.

— Большие пальцы в поводья.

— Дайте ей ощутить вас.

Это прошло не быстро, но и не долго. Я помню момент, когда, наконец, расслабилась и выдохнула застрявший в легких воздух.

— Вот и все, — сказал он, и это правда было все.

Он не помог мне спуститься с нее, просто подвел ее обратно к поставке и ждал. После того как я сползла с лошади, Пер сказал:

— Лучше завтра сапоги наденьте.

— Да, — сказала я. Не поблагодарила его. Не было чувства, будто он что-то сделал специально для меня. Это было что-то, что мы трое сделали вместе.

— Завтра, — повторила я и тихо, незаметно вышла из конюшни.

Обдумывая все это, я пошла в свое убежище. Мне хотелось побыть в одиночестве, подумать и проверить свое любимое место. Теперь я ходила туда не через кабинет отца, а использовала потайную дверь в кладовой. Я до сих пор боялась крыс, но, казалось, грохот и шум пока отогнали их.

Каждый день я изучала плащ. По утрам, позавтракав, я как можно скорее убегала, чтобы развернуть его и поиграть. Я быстро обнаружила пределы его возможностей. Я не могла надеть его и невидимкой бродить по коридорам. Плащу требовалось время, чтобы слиться с цветами и тенями места, где он лежит. Я была очень осторожна в своих опытах, поскольку боялась, что когда-нибудь уроню его цветной стороной вниз и уже не смогу найти. И так я проверила его, набросив на пень в лесу, укрыв статую в оранжерее Пейшенс и даже раскинув на полу в комнате мамы. Пень превратился в ровное место, покрытое мхом. Я чувствовала его, но никак не могла убедить свои глаза. Статуя тоже исчезла, и плащ отлично отобразил ковер, на котором я его разложила. Сложенный, он делался таким небольшим свертком, что я могла спрятать его под поясом и носить с собой. Сегодня, укрыв вот так плащ, я унесла его в березовую рощу, с которой открывался вид на аллею, ведущую к главному входу в поместье. Я забралась в нее и нашла на дереве удобную ветку, с которой можно было наблюдать за происходящим.

Надежно укутавшись в плащ, оставив только глаза, я была уверена, что меня не заметят. С моего места я могла видеть всех приезжающих и уезжающих торговцев, посещающих мой дом. Я не в первый раз делала это. Плащ был тонкий, но удивительно теплый. А значит, мне не надо укутываться в слои шерстяной одежды, прячась от зимнего холода. Всякий раз, когда я видела, что приехал кто-то интересный, я успевала быстро спуститься вниз, пробраться в тайник, спрятать плащ и появиться в доме, одетая, будто никогда и не покидала усадьбу.