Риддл слушал так же восхищенно, как и я, и, когда отец замолчал, он влез в разговор:
— Ты говоришь о песне Нэда об Ельд Серебряном, друге дракона, которую он исполнял для нас в последний свой приезд?
— Нет числа драгоценным его вещам. Камень говорящий, гребень блестящий, пикси поцелуй настоящий, — произнесла я прежде, чем успела задуматься, надо ли это говорить.
— Что за поцелуй пикси? — удивленно спросил Риддл.
Отец сказал:
— Нэду понравится, что так хорошо запомнила его песню, — потом он повернулся к Риддлу. — В дальних уголках Фарроу поцелуй пикси означает везение. Но я не знаю, придумал ли Нэд эту песню сам или она гораздо старше него.
Шан внезапно перебила отца.
— Вы знаете Нэда Благодушного? Вы слышали, как он поет? — она была очень удивлена. Или яростно ревновала.
Отец улыбнулся.
— Конечно. Я воспитывал его, когда он осиротел. И был очень рад, когда узнал, что он взял себе это имя. Благодушный. — Он повернулся к Риддлу. — Но мы слишком отвлеклись от вопроса Би. Риддл, как ты думаешь, кто построил форт на той скале?
Мы трое задумались, а затем Риддл рассказал о том, что видел в низовьях замка Баккип. Он говорил о размытых символах, похожих на руны, на стене одной из пещер. Отец рассказал о Камнях-Свидетелях, о традициях проводить соревнования по борьбе и свадьбы у их подножия. Теперь, когда мы знали, что Камни-Свидетели на самом деле были порталами для людей, владеющих Скиллом, и способны за один шаг перенести человека на огромное расстояние, интересно было обсудить само название этих колонн.
И только когда ужин подошел к концу, я поняла, как тщательно выстроил разговор отец, устроив контратаку на враждебный лагерь. За этим разговором я совсем забыла про свои оскорбленные чувства. Беседа Фитца Виджиланта и Шан затихла, и писец начал прислушиваться к нам. А Шан ломала кусок хлеба, недовольно поджав рот. Я осознала все это только тогда, когда отец заерзал на стуле и небрежно сказал:
— Ну, писец Лант, а что вы думаете о теории Риддла? Вы когда-нибудь были в низовьях замка?
Он слегка подскочил, будто в замешательстве о того, что его подслушивание обнаружено. Но быстро собрался и признал, что в детстве он забредал в недра крепости вместе с друзьями. В своей дерзости они добрались до самых камер, но гвардеец, охранявший проход, сурово прогнал их, и Лант больше никогда не спускался туда.
— Ужасное место. Холодное, темное, сырое. Угрозы гвардейца запереть нас в камере и держать там, пока кто-нибудь не придет за нами, стали кошмаром моего детства. Мы убежали оттуда. О, несомненно, есть люди, заслуживающие такого наказания, но я не хотел бы снова оказаться там.
— Несомненно, — вежливо сказал отец, но в его взгляде на мгновение мелькнули искрящиеся черным гневом глаза Волка-Отца. Я пристально всмотрелась в него. Волк-Отец живет в моем отце? Это стало откровением для меня, и оставшуюся часть ужина я говорила мало, обдумывая увиденное.
По окончании отец предложил мне руку. Мне удалось не выказать удивления, и он повел меня в гостиную, где мужчин ждало бренди, Шан — красное вино, а меня, как ни странно — кружка горячего сидра. Отец продолжил разговор об Элдерлингах, его поддержал писец Лант. Меня удивляла его приветливость. Я ожидала, что он будет угрюм или язвителен, ведь отец сказал, что за обедом довольно резко разговаривал с ним. Но писец, казалось, принял к сведению его слова, и теперь даже дважды обратился ко мне, и тон его не был снисходительным или насмешливым. Очень-очень подумав, я решила, что он понял свою ошибку в отношении ко мне и теперь желает наверстать упущенное.
Я заметила, как он тревожно смотрит на отца, будто его одобрение было чрезвычайно важным. «Лант боится его», — решила я. А потом поняла, какой я была глупой, не видя, что писец Лант очень уязвим, и не только потому, что узнал, на что способен мой отец, еще мальчиком, но и потому, что гостеприимство отца гарантировало ему жизнь. Если отец выгонит его, куда он пойдет? Сколько пройдет времени, прежде чем его найдут и убьют? Мои чувства смешались. Завистливую Шан раздражало внимание, которое Лант уделял моему отцу, и их разговор, и это было приятно. В то же время, я чувствовала себя неуютно от того, что его грубость ко мне сделала Ланта по-щенячьи зависимым от отца. Я замолчала, больше слушая и наблюдая, и, наконец, попросила извинить меня, объяснив, что устала.
Этой ночью я спала в своей новой уютной комнате. Мысли путались и тревожили. Уснула я поздно, а утром опять пришла Кэфл и стала дергать меня и суетиться над моей прической. Я поблагодарила ее за кружева, но отказалась надевать их, объяснив, что боюсь испортить их мелом и сажей. Думаю, она с облегчением спасла свой воротничок и манжеты от такой судьбы. Когда отец возьмет меня на рынок, предложила она, я могу купить себе кружева, которые мне понравятся, или заказать швее свои собственные узоры. Я тихо согласилась, но про себя сомневалась. Я не чувствовала себя человеком кружев и сережек. Мама любила такие наряды, и мне нравилось, как она выглядела в них. Сама же я чувствовала, что мне больше хочется подражать простой одежде отца.
Спускаясь к завтраку, я захватила с собой свиток с буквами. Я положила его возле своей тарелки, очень вежливо поздоровалась со всеми и принялась за еду. Несмотря на поддержку отца, при мысли об уроке я чувствовала себя больной. Отец способен убедить Фитца Виджиланта, что он заблуждается на счет моего ума, и, возможно, мой учитель теперь побоится неуважительно обращаться со мной, но никто не поможет мне справиться с другими детьми. Я вышла из-за стола раньше всех, извинилась и пошла прямо к классной комнате.
ebooksa