Возле нее уже было несколько детей. Дети гусятницы стояли рядом с маленьким садовником. Лаксп показывал буквы на их свитке и называл их по порядку. В стороне ждал Персеверанс, одетый в ливрею мальчика с конюшни, которую подогнали ему по размеру, и теперь он выглядел намного лучше, хотя я не была уверена, что зеленый и желтый нравились мне больше, чем простая кожаная одежда. Его лицо украшали синяки под глазами и опухшая нижняя губа. Улыбка, мучительно растянувшая вздутую губу, была ужасна. Но при виде меня он просиял так, будто мы никогда не ссорились. Я замедлила шаг и подошла к нему в полном недоумении. Можно было вот так просто? Просто сделать вид, что мы никогда не ссорились, просто снова относиться к друг другу, как раньше? Это выглядело невозможным. Но я была полна решимости попробовать. Я улыбнулась ему и на мгновение его улыбка стала еще шире. Затем он поднял руку к разбитому рту и вздрогнул. Но улыбка осталась в его глазах.
— Персеверанс, — приветствовала я его, не дойдя пары шагов.
— Леди Би, — ответил он серьезно и на самом деле коротко поклонился мне, будто я действительно взрослая леди. — Вас-то я и хотел увидеть до начала уроков.
— Правда?
Я недоверчиво подняла брови, стараясь скрыть, как сильно забилось сердце от его слов. Один союзник. Одного союзника мне вполне хватит, чтобы вытерпеть ту проклятую классную комнату.
— Правда. Потому что я совсем запутался в этих двух буквах, и ни папа, ни мама не смогли помочь мне.
Он говорил тихо, разворачивая свиток, и я не стала спрашивать его, почему он не спросил Лакспа. Я была единственной, помощь которой не вызывала у него чувства неловкости. Так же, как только он мог научить меня сидеть на лошади. Не говоря ни слова об этом, мы отошли от остальных. Мы встали спиной к стене и развернули свитки, будто сравнивая их.
Я выдохнула названия первых пяти букв, и так же тихо Персеверанс повторил их. Переведя дыхание, он добавил:
— Они похожи на куриные следы, а их названия — просто звуки. Кому нужно помнить такие бесполезные вещи?
Я никогда не смотрела на буквы в таком свете. Но я видела их глазами матери еще до своего рождения, я видела их сама, когда сидела на ее коленях и слушала, как она читает мне. Обдумав слова Персеверанса, я поняла его разочарование и попыталась связать буквы со знакомыми ему вещами.
— Посмотри, с первой начинается имя Рэвела, и у нее такая же длинная нога, как и у него. А у второй, как в слове «вода», завитки, как в течении ручейка.
И так мы разобрали не пять, а целых десять букв. Мы так увлеклись новой игрой, что совершенно забыли про других детей, пока Эльм не начала очень неприятно хихикать. Мы оба подняли глаза и увидели, как они с Леа переглядываются. По коридору шел учитель.
Проходя мимо меня, он весело заметил:
— Вам, леди Би, это не нужно! — и вырвал свиток с буквами из моих испуганных пальцев.
Прежде, чем я успела что-то сделать, он позвал всех нас в классную комнату. Мы вошли, занимая те места, что и накануне. Сегодня он был веселее, чем вчера. Он собрал нас в группы по возрасту, и дал каждой группе по восковой табличке. Меня и Лакспа он отослал в другой угол комнаты. Нам был выдан свиток по географии и культуре каждого из Шести Герцогств, их карты, и было велено ознакомиться с ними. Давая указания, он искренне улыбался. Теперь-то я знала, что источником его любезности был страх, и мне стало стыдно за нас обоих. Затем он с досадой оглянулся и спросил:
— Где Таффи? Я не потерплю опозданий!
Дети притихли. Некоторые переглянулись, и я поняла, что они что-то знают. Персеверанс внимательно разглядывал табличку. Я наблюдала, как он тщательно копирует букву.
— Итак? — снова спросил писец Фитц Виджилант. — Кто-нибудь знает, где он?
— Он дома, — сказала Эльм.
Один из мальчиков, пахнущих овцами, тихо сказал: