Никакого ответа. Мне показалось, что искра, которую я чувствовал, стала бледнее, будто она перестала обращать на меня внимание. Разве это возможно?
Мой палец двигался кругами по ее груди.
— Может быть, название цветочка? Как твоя сестра Неттл. Как насчет… Ферн? — Я не мог ошибиться. Безусловно, ее занимало что-то другое. Я подумал и попробовал снова. — Мэттл? Фоксглав? Тайм?
Казалось, она прислушивается. Почему она не смотрит на меня? Я коснулся ее щеки пальцем, пытаясь заставить ее посмотреть на меня. Она повернула лицо в сторону прикосновения, но избегала моих глаз. Я вдруг вспомнил, что Ночной Волк редко встречал мой прямой взгляд, но все равно меня любил.
Разжав маленькие пальчики, я вложил в ее ладошку свой мизинец. Даже мой самый маленький палец был все еще слишком большой, чтобы она смогла его обхватить. Она отпустила его и притянула ручку к груди. Я поднял ее, прижал и глубоко вздохнул, вбирая ее запах. В этот момент я стал зверем, вспомнил связь с Ночным Волком так живо, что снова ощутил боль потери. Я смотрел на своего щенка и знал, каким откровенным удовольствием было бы ее рождение для него.
Я подавил старую боль от потери моего волка. Могла ли она разделить мои чувства? Я пристально посмотрел на нее и решился. Я открыл для нее Скилл и Уит.
Малышка вдруг беспомощно взмахнула руками и вскинула ножки, будто пыталась уплыть от меня. Затем, к моему ужасу, она широко открыла рот и заревела в голос. Звук оказался слишком громким и пронзительным для такого маленького существа.
— Тсс-с! Тсс-с! — умолял я ее, боясь, что услышит Молли. Я положил ее на колени и отвел руки подальше. Конечно, она не может открыться мне. Я как-то неправильно ее держал. Может, прищемил что-то или слишком крепко прижал? Я мог только в полном отчаянии смотреть на нее.
Я услышал торопливый шорох тапочек по вымощенному плиткой полу, и Молли с мокрым чайником в руке оказалась в комнате. Она поспешно бросила его на поднос и наклонилась, протянув руки, чтобы взять ребенка.
— Что случилось? Ты уронил ее? Она никогда раньше так не плакала!
Я откинулся назад, подальше от дочери, и позволил Молли взять ее. Почти сразу ее вопли прекратились. Ее лицо было ярко-красным и, пока мать поглаживала ее, она тяжело дышала, приходя в себя после такого громкого крика.
— Я не знаю, что я сделал. Я просто держал ее и смотрел на нее и вдруг она начала кричать. Подожди! Я вложил палец в ее ладошку! Я сделал больно ее пальчикам? Я не знаю, что такого сделал, что обидело ее! Поранил ее руку? С ней все в порядке?
— Ш-ш-ш. Дай мне посмотреть!
Молли взяла ребенка за руку, мягко и очень нежно развернула ее пальчики. Малышка не вздрогнула и не закричала. Вместо этого она посмотрела вверх, на мать, с облегчением, как мне показалось. Молли прижала ее к своему плечу, и начала ее успокаивать, покачивая при ходьбе.
— С ней все в порядке, с ней все в порядке, — напевала она, шагая по комнате. — Кажется, теперь все хорошо, — дойдя до меня, сказала она мягко. — Наверное, немного воздуха попало в ее животик. Ох, Фитц, как же я испугалась, когда услышала ее плач. Но знаешь, — и улыбнулась, поразив меня, — какое же это было облегчение. Она была так тиха, так спокойна, что я удивилась, что она вообще может плакать. Будто для нее слишком просто издавать такой звук, — она хихикнула. — С мальчиками я всегда хотела, чтобы они были потише, усыпить их. Но с ней все наоборот. Я переживала, что она слишком спокойная. Может, она глупенькая? Но с ней все в порядке. Не знаю, что ты сделал, но ты доказал, что у нее — твой характер.
— Мой характер? — осмелился я спросить, и она притворно-строго взглянула на меня.
— Конечно твой! Кто же еще мог передать ей такое наследство?
Она снова заняла свое место в кресле. Я кивнул на лужу на подносе возле чайника.
— Похоже, мы тебя прервали. Сходить на кухню за горячей водой?
— Думаю, нам хватит чаю, который здесь есть.