Странствия Шута

22
18
20
22
24
26
28
30

Во мне выросло искушение. Рассказать ей о сне про волков, разрывающих белых кроликов в кровавые клочки. Рассказать ей о человеке с боевым топором, рубящим головы извивающихся белых змей.

НЕТ! Волк-Отец был непреклонен. Через один вздох он добавил: не задирай хищника, пока твоя стая не готова разорвать его на части. Оставайся маленьким и тихим, щенок.

— Сейчас я не помню никаких снов.

Я почесала лицо, посмотрела на кусочки свисающей кожи, вытерла их об рубашку и делала вид, что ковыряюсь в носу, пока она не вздохнула и не отошла от меня, забрав перо и книгу. Я внимательно осмотрела палец и сунула его в рот. Одесса отодвинулась.

Я удержала улыбку внутри.

Глава семнадцатая

Кровь

Есть семьдесят семь хорошо известных способов использования драконов в лекарском деле, и пятьдесят два непроверенных. Семьдесят семь перечислены в свитках «Средства от болезней от убийцы драконов Трифтона». Этот свиток, написанный в глубокой древности, переводили так часто, что семнадцать средств полностью потеряли свой смысл. Например, он говорит, что «основа драконьих чешуек, приложенная к яблоку, очищает уголь, как глаза девы». Однако, поскольку эти рецепты могут быть неверно переведены, первый писец дал каждому из них название и, по-видимому, свидетельство лица, которое использовало лекарство и получило хороший результат.

Пятьдесят два непроверенных рецепта — это те, у которых нет подобных свидетельств и которые кажутся сомнительными. Поскольку они находятся в конце перевода, который есть у меня, подозреваю, что это более позднее дополнение от кого-то, кто хотел представить лечебные свойства частей драконов в совершенно чудесных способах применения. Есть зелья из различных кусочков тела драконов, которые, как описано, делают человека невидимым, дают женщине умение летать, родить двойню, здоровую и крепкую, за три месяца, а самый потрясающий рецепт помогает увидеть любого, чье имя произнесено вслух, вне зависимости от расстояния и при условии, что этот человек еще жив.

С появлением драконов в нашем уголке мира, возможно, эти средства снова станут доступны, но я предполагаю, что они так и останутся крайне редкими и дорогими. И таким образом, возможность проверить положительное действие рецептов Трифтона может ускользнуть от нас.

Недописанный манускрипт Чейда Фаллстара

Человек, в темноте не заметивший лестницу, падая, ощущает ужас несправедливости в сочетании со страхом перед неминуемым ударом. Я падал с этим же ужасным ощущением движения в неверном направлении, но боялся того, что больше никогда не случится никакого удара. Только бесконечное падение. Точки света походили на пыль. Бестелесный, я вертелся среди них. Никогда раньше я не сохранял такого ясного сознания, такого чувства бренности в Скилл-колонне.

А когда я понял, что во мне есть я, то внезапно почувствовал, что я не один. Он был рядом со мной, несся бесконечно вниз, как комета, и оставлял такой же яркий след. И это было плохо. Очень плохо.

Между осознанием того, что это плохо, и желанием что-то сделать, прошло неопределенное количество времени. Потом я изо всех сил пытался понять, что же делать. Ограничить его. Очертить его. Как? Позвать его. Старейшая магия, известная людям. Чейд. Чейд. Но я был безъязычен, безголос. Я завернул его в себя, вмещая его со всем, что знал о нем. Чейд. Чейд Фаллстар.

Я держал его. Не тело, но осознание. Мы падали вместе. Я цеплялся за осознание своего собственного цельного «я» и безрассудно надеялся, что когда-нибудь, рано или поздно, придет конец этому бесконечному падению. Несмотря на мои усилия, Чейд утекал. Подобно муке на тарелке под сильным ветром, он рассеивался, увлекаемый Скиллом. Хуже всего, что я не чувствовал сопротивления от него. Я удерживал его, собрал все, что мог, но тоже ощущал, как дробит меня непрерывный грохот этого места, которое было ни местом, ни временем. Сама его безвременность ужасала.

Движение по усеянному звездами каменному проходу стало медленнее.

— Пожалуйста, — выдохнул я, испугавшись, что мы никогда не сможем выйти, и никто не узнает, что с нами стало, и Би будет жить или умрет, веря, что отец никогда не пытался ее спасти. Но это страдание мелькнуло и исчезло.

Соединись, прошептало что-то, что было Чейдом и в то же время больше и меньше чем он. Отпусти. Не имеет значения.

И он сдался блестящему очарованию пространства, темноте, которая не была ни расстоянием, ни местом. Чейд стал подобен сухому семени, шепотом ветра разбрасываемое тысячами. А я, я стал не мешком, собирающем его, но сетью. С последней частью воли, оставшейся мне, я стремился удерживать его в себе, даже когда соблазн сверкающей тьмы стал рассеивать нас на капли света.

Чейд. Чейд Фаллстар.

Силы имени не хватало, чтобы связать его. Слишком долго он прятал его от себя самого.