Путешествие
Когда является шайзим, Слуги должны быть готовы приветствовать ребенка. Нередко родители преисполнены грусти от того, что им придется отказаться от малыша, которого они столько лет холили и лелеяли. Когда родители принесут шайзима к воротам, пусть их радушно примут, предложат отдохнуть и подкрепиться. Стоит предложить и подарки, но никоим образом нельзя намекнуть, что они даются в обмен на ребенка. Шайзима нельзя выпрашивать или брать силой. Если родители неохотно отказываются от ребенка, дайте им столько времени, сколько нужно. Если ребенок — младенец, мягко напомните им, что ему необходима многолетняя неустанная забота. Если ребенок постарше, говорите о его нуждах во воспитании, в принятии, обучении и нежном внимании.
Если они не в силах немедленно отдать ребенка, будьте терпеливы. Приготовьте им ночлег, пусть они прогуляются по саду и осмотрят библиотеки. Позвольте им увидеть, что независимо от возраста малыша, он будет здесь под присмотром, с ним будут заниматься и его будут любить. Не забывайте, что каждый Белый ребенок — это милость, дарованная семьей этому миру. Будьте благодарны.
Но прежде всего — терпеливы. Помните, что судьба ребенка — прийти к нам, и судьбы этой ему не избежать. Это может произойти так, как никто из нас не предвидит, но именно так и случится. Если резко вмешаться в жизнь ребенка, она может оказаться непредсказуемой и несчастливой. Как только ребенок окажется с нами, важно проследить, чтобы жизнь шайзима разворачивалась свободно. Будущее нельзя торопить. Позвольте времени поработать на всех нас.
Долго ли я болела — не знаю. Болезнь эта походила на ужасное головокружение, от которого никто не мог меня избавить. Меня то и дело выворачивало. Шан отчаянно ухаживала за мной, неласково и без желания. Омывая меня ледяной водой, она неустанно следила за тем, чтобы никого не было рядом. Мою грязную одежду она отдавала бледным людям, чтобы они постирали и как-нибудь высушили ее. Она постоянно настаивала на том, что никто, кроме нее, не сможет ухаживать за мной. Это была не преданность, что бы она ни говорила. Самый простой и понятный страх. Она решила, что если обнаружится, что я девочка, то я стану бесполезной для них. И она тоже.
И поэтому она, как могла, заботилась обо мне. Никто ей не помогал. Не было ни чая с ивовой корой от лихорадки, ни передышки в нашем нескончаемом путешествии. Продолжая движение, они просто не мешали мне болеть. Каждый вечер Шан выносила меня из палатки в сани. Всю ночь мы ехали. Незадолго перед рассветом разбивали лагерь, и она переносила меня из саней в палатку. Для меня не готовили чего-то особенного, бульонов или каш. Шан увеличивала мои страдания, насильно заталкивая в меня еду. Губы у меня потрескались и болели от жара, а от ее заботы вовсе начинали кровоточить.
Но я не умерла, и однажды ночью мне стало немного лучше. Я открыла глаза и смотрела на звезды, мелькающие среди облаков. Двалия больше не держала меня на коленях. Никто из лурри не хотел дотрагиваться до меня. Меня держала Шан: я услышала ее легкий вздох, когда мы поднялись на холм и увидели огни маленького городка. Мы двинулись по дороге вниз, прямо к городу. Человек-в-тумане сел рядом с возницей, и я ощутила, как тяжело ему делать всех нас невидимыми. Командир Эллик и красивый насильник шли первыми. Остальные солдаты ехали рядом с санями, а лурри на своих белых лошадях сбились в кучу позади нас. Собака, ощетинившись, неустанно облаивала сани, пока не вышел хозяин и не прикрикнул на нее, заставив успокоиться.
Я почувствовала, как Шан сжимает меня.
— Можешь бежать? — выдохнула она мне в ухо, и я поняла, о чем она думает.
Двалия тоже.
— Если вы выпрыгнете из саней и вбежите в любой из этих домов, — громко произнесла она, — наши солдаты убьют всех, с кем вы поговорите. Остальных мы свяжем забвением. А потом подожжем дом вокруг тел, а ты поедешь с нами дальше. Будет намного проще для всех, если ты просто останешься там, где сидишь, и насладишься видом этого миленького городишки.
Она бросила взгляд, и Реппин с Соул заняли места между нами и краем саней.
Шан не ослабила хватку, но я почувствовала, как смелость уходит из нее. Мы проехали мимо солдат и подождали фургон около постоялого двора. Здесь лошади ржанием приветствовали нас, но мы не остановились. Будто ветер прошли мы через город, мимо отдаленных ферм, поднялись на другой холм и снова углубились в лес. Покинув дорогу, мы поехали по неровной тропинке, проложенной телегами. И так до рассвета.
В то утро я смогла сама немного поесть и пойти за Шан, когда она отошла от других в кусты. Я вспомнила то, что она мне говорила и изобразила мальчика, прежде чем присесть рядом. Когда мы вернулись к палатке, лурри шептались друг с другом, прикрываясь ладонями.
— Я же говорила, что он выживет, если ему предназначено жить. И мы знали, что так и будет. Потому и не вмешивались.
Двалия произносила эти слова и ласково улыбалась мне. Она была довольна, что я жива, но еще больше, подумалось мне, что ей не пришлось помогать мне остаться в живых.
До рассвета мы расположились лагерем далеко от дороги. Спускаясь с саней, человек-в-тумане покачнулся. Склонив голову, он замер у бока саней. Двалия нахмурилась, но, заметив, что я наблюдаю за ней, она изменила гримасу на выражение материнской заботы.
— Пойдем, Винделиар. Это ведь было не так сложно, правда? И мы, как можем, помогаем тебе работать. Но путешествие через страну занимает слишком много времени. Ты должен быть сильным и твердым. Нам нужно как можно быстрее вернуться на корабль, пока все, что ты там наделал, не начало терять силу и исчезать. Идем. Я проверю, сможем ли мы найти сегодня немного мяса для тебя.
Он кивнул, его голова тяжелым камнем висела на тонкой шейке. Она со вздохом подала ему руку, и он уцепился за нее. Она проводила его до места, где разводили огонь, и велела сложить меха, чтобы он мог сесть. В этот раз он не хлопотал по делам, а только посидел у огня и рано ушел спать.
В этот день мы с Шан спали, непривычно тесно прижавшись друг к другу. Я была слишком слаба, чтобы сопротивляться сну, а она съела мало коричневого супа и уснула не сразу, и все-таки притворилась, что спит, одной рукой приобняв меня, будто боясь, что меня украдут.