Странствия Шута

22
18
20
22
24
26
28
30

Больше мне ничего не хотелось знать. Я пытался скрыть отчаяние в своем голосе. Я терял друга и, возможно, последнюю связь со своей Би. Если кто-то и знал, почему Слуги Белых Пророков пришли в Ивовый лес, забрали мою дочь, и с какой целью, это был только Шут.

— Еще рано, — заявила Неттл. — Прежде, чем ты его увидишь, ты должен кое-что узнать.

Не думал, что мой страх может стать еще больше, но так и случилось.

— Что именно? — я подумал о предательстве.

— Я сразу пошел к нему, — продолжил Дьютифул. — Последние силы он потратил, защищаясь от целителя. Он оставался без сознания. Я пытался дотянуться до него Скиллом, но не смог. И для Уита он остается невидимым. Мать была все время рядом и ухаживала за ним. И мальчик Чейда, Эш. И ворона?

В последних словах мелькнул вопрос. Я не ответил. Может быть, позже я найду время объяснить ворону. Сейчас она не имела значения.

— Парень был крайне удручен. Мне даже показалось что-то, похожее на раскаяние. Я пытался успокоить его, сказал, что никто его не винит, и что я буду ходатайствовать перед лордом Чейдом, чтобы убедить его, что никто не виноват. Но я ошибался. Это был не страх проваленного задания, а искреннее горе. Мать сказала ему, что мы сделали все, что можно было сделать, и что Шут сам решил оставить эту жизнь. Но парень продолжал твердить, что Шут был героем и не должен умирать так позорно. Он плакал. Мы поговорили с ним, но могу сказать, что выглядел он больным и наш разговор совершенно не успокоил его.

Я знал, что они будут внимательно следить за ним, и что меня вызовут при первой необходимости. Мать сказала, что все, что мы можем сделать, это дать покой его телу, и она это делала, обтирая его холодными влажными салфетками, облегчая обжигающую лихорадку. Я сам ничего не мог сделать для него. И поэтому оставил их там.

У Шута лихорадка. Это очень опасно для человека, который всегда холодный на ощупь. Последние слова Дьютифула прозвучали виновато. Я не мог понять, почему. Он замолчал и переглянулся с Неттл.

— И что же? — требовательно спросил я.

Риддл поднял голову и заговорил.

— Если коротко, леди Кетриккен отлучилась, чтобы поехать к Скилл-колонне. Пока нас не было, Эш осмелился что-то дать лорду Голдену. Очевидно, это был эликсир, или зелье, или какое-то редкое снадобье. Он не говорит, что это было, только повторяет, что лорд Чейд приказал ему дать этому человеку все, что может понадобиться, и он так и сделал. Что бы он ни дал… это изменило его.

Теперь они все смотрели на меня так, словно ожидали, что я пойму то, чего не понимали они.

— Это его оживило? Или убило? — Я устал от бесполезных слов, от этих тонких кусочков смысла. — Я пойду к нему.

Дьютифул открыл было рот, но Риддл достаточно смело покачал головой, прерывая своего короля.

— Отпустите его. Этого не объяснишь словами. Человек не может высказать то, чего не понимает. Пусть посмотрит сам.

Я встал, пошатнулся и с удовольствием выпрямился прежде чем Дьютифул схватил меня за руку. Когда гордость человека — это все, что ему осталось, он крепко держится за нее. Меня не волновало, что они видели, как я подошел к портьерам и открыл потайную дверь. Мне надоели секреты. Пусть на них прольется дневной свет. Но сейчас света не было. Стояла ночь. Пусть тайны выльются в ночь? Я потряс головой. Что я собирался сделать? Пойти к Шуту.

Я поднялся по лестнице. Я знал, что они идут следом. Комната наверху желтела в огнях свечей и камина. Я чувствовал запах смолистых горных лесов и решил, что Кетриккен жжет благовония из своего дома. Это очистило мой разум, и когда я вошел в комнату, мне показалось, что я никогда не видел ее такой теплой и приветливой. Мои глаза отметили изменения. На одном из кресел, разомлев в тепле, дремала ворона.

— Фитц… Чивэл! — приветствовала меня она.

У ног Кетриккен, возле очага, сидел Эш. Он печально посмотрел на меня, а потом снова перевел взгляд в огонь. Моя бывшая королева уютно устроилась в старом кресле Чейда. Она куталась в яркое горное одеяло. На столике рядом с ней пыхтел толстенький синий чайник, разрисованный прыгающими зайцами. Ее заплетенные волосы были скреплены на затылке, а манжеты простого голубого платья отогнуты назад, будто в готовности к любой работе. Она повернулась ко мне с кружкой ароматного чая в руках. Глаза ее были беспокойны, но рот улыбался.