У меня пересохло во рту. Я никогда не слышал эту песню, но мне рассказывали о ней. Обо мне сложили две песни. Одна из них, «Башня острова Антлер», была вдохновляющей балладой, рассказывающей о битве с пиратами Красных кораблей, когда с помощью предательства им удалось закрепиться на острове. Во время войны с Красными кораблями ее сочинила многообещающая молодая менестрель по имени Старлинг Птичья Песня. Мелодия была приятна, припев легко запоминался. Когда она была спета впервые, народ замка Баккип был готов поверить, что в моих венах бастарда течет достаточно крови Видящих, и я могу стать своего рода героем. Но это было еще до моей опалы, перед тем, как принц Регал убедил всех в моей измене. До того, как меня бросили в тюрьму по обвинению в убийстве короля Шрюда. До того, как я якобы умер там и навсегда исчез из памяти народа.
И все-таки появилась еще одна песня, которая не только прославляла мое родство с Видящими и мой Уит, но и утверждала, что я воскрес, чтобы последовать за королем Верити в его безудержном стремлении разбудить Элдерлингов и привести их на помощь Шести Герцогствам. Как и в песне про остров Антлер, ниточки истины в ней тесно переплетались с поэзией и перегибами. Насколько мне известно, только один менестрель спел ее в Баккипе, и он сделал это, чтобы доказать, что владеющий Уитом может быть столь же верным и благородным, как и любой другой. В те дни многие из слушателей не разделяли таких взглядов.
Глаза Кетриккен блуждали по галереям, где собрались менестрели. Я с облегчением наблюдал, как те озадаченно переглядывались и пожимали плечами. Какой-то парень скрестил на груди руки и с отвращением покачал головой, видимо недовольный тем, что кто-то хочет петь хвалу бастарду, наделенному Уитом. Один арфист перегнулся через перила, чтобы посоветоваться со стариком внизу. Тот кивнул, как мне показалось, признавая, что слышал эту песню один раз, но красноречивое пожимание печами сказало, что он не знает ни слов, ни мелодии, ни автора.
Когда мое сердце начало успокаиваться, а на лице леди Кетриккен проступило разочарование, из толпы вышла степенная женщина в причудливом сине-зеленом платье. Она остановилась на открытом месте у тронного возвышения, и я услышал россыпь аплодисментов, а потом кто-то крикнул:
— Старлинг Птичья Песня! Ну конечно!
Я не был уверен, что смог бы узнать свою бывшую любовницу без этого выкрика. Ее тело с годами изменилось, талия стала больше, формы округлились. В усыпанных пуговицами слоях тканей, из которых состояло ее платье, я и не признал упрямого и самоуверенного странствующего менестреля, которая пошла за Верити в Горное Королевство, чтобы разбудить Элдерлингов. Она отрастила длинные волосы, и в них были не седые, но серебряные пряди. На ушах, запястьях и пальцах у нее сверкали драгоценности, но, шагая сквозь толпу, она постепенно снимала кольца.
Взгляд разочарования на лице Кетриккен сменился восторженным.
— Вот менестрель из прошлого, которая много лет назад возвышала свой голос. Наша придворная Старлинг Птичья Песня, теперь — жена лорда Фишера! Вы помните песню, о которой я говорю?
Несмотря на годы, Старлинг легко сделала реверанс и изящно поднялась. Возраст понизил тембр ее голоса, но музыка не оставила его.
— Леди Кетриккен, король Дьютифул, королева Эллиана, если вам будет угодно, я слышала эту песню, но всего один раз. Не сочтите за ревность менестреля, но нити истины рвались в ней, слова рассыпались, как песок в сапоге, принося только мучения, а мелодия была украдена из древней баллады, — она сжала губы, покачала головой и закончила: — Даже если бы я вспомнила ее, не думаю, что вам стоит слышать эту песню.
Она замолкла, почтительно опустив голову. Несмотря на все свои предчувствия, я чуть не улыбнулся. Старлинг! Она отлично знала, как подогреть аппетит толпы. Дождавшись момента, когда Кетриккен перевела дыхание и готова была заговорить, менестрель подняла голову и предложила:
— Но я могу спеть песню лучше, если пожелаете, моя леди, и королева. Если вы позволите, если мой король и моя королева разрешат, мой язык освободится от долгого молчания, и я спою все, что знаю о бастарде, наделенном Уитом. О Фитце Чивэле Видящем, сыне Чивэла, верном королю Верити и до последнего дня преданном династии, несмотря на низкое рождение!
Музыка плескалась в ее словах: Старлинг готовила голос. Теперь я заметил ее мужа. Лорд Фишер стоял в стороне от толпы, гордо улыбаясь. Его плечи были широки, седеющие волосы он заплел в хвост воина. Он всегда упивался популярностью своей жены-менестреля, и теперь его удовольствие было искренним. Он купался в лучах ее славы. Сегодня вечером она пришла на праздник не как менестрель Старлинг, а как леди Фишер. И все же именно об том моменте она мечтала все эти годы. Она не могла позволить ему пройти мимо, и муж наслаждался вместе с ней.
Старлинг оглядела собравшихся, будто спрашивая: «Должна ли я петь?»
Она могла, и она должна была петь. Лорды и леди Шести Герцогств уже ловили каждое ее слово. Как мог запретить это король Дьютифул, когда его собственная королева указала на внебрачную дочь бастарда Видящих, которую приютили, а затем возвысили до мастера Скилла замка Баккип? Леди Кетриккен переглянулась с сыном и его женой. А потом кивнула, и король развел руками, давая разрешение.
— Принесут ли мне арфу? — Старлинг повернулась к мужу, и он в свою очередь сделал знак рукой.
Двери Большого зала распахнулись, и два здоровых парня внесли большую арфу. Я все-таки улыбнулся. Чтобы появиться так быстро, ее должны были принести к дверям в то время, когда Кетриккен начинала разговор про песню. А что это была за арфа! Таких инструментов не бывает у бродячих менестрелей! Лица парней покрылись потом, и я гадал, как далеко и как быстро они тащили этого зверя? Но принесли ее как раз вовремя. Арфу установили на пол. Она оказалась высокой, по плечо Старлинг. Она бросила взгляд в сторону менестрелей, но кто-то из толпы уже шагнул вперед, уступая ей свой стул. Его установили перед арфой, и только теперь я заметил единственный неудобный момент в ее представлении. Ее платье совсем не подходило для игры на арфе. Но с прекрасным равнодушием к скромности Старлинг подняла юбки, показав по-прежнему стройные ноги в ярко-зеленых чулках и элегантных синих туфельках с серебряными пуговицами. Она разбудила арфу, легко пробежав пальцами вверх-вниз по струнам, давая им возможность еще не заговорить, но зашептать о своей созвучности и ожидании.
Потом она тронула три струны, одну за другой, будто сбрасывая золотые монетки и приказывая нам следовать за собой. Ноты связались в мелодию, а другая рука стала создавать ритм.
Потом она запела.
Я знал, что она всю жизнь ждала возможности спеть эту песню. Она всегда мечтала о песне, которая останется в памяти Шести Герцогств, которую будут петь снова и снова. В нашу первую встречу она с голодным честолюбием рассказывала, как будет идти за мной и описывать все мои поступки и мою судьбу, чтобы стать свидетелем поворотного момента в истории Шести Герцогств. И она стала его свидетелем, но песня ее осталась не спетой, а уста замкнулись королевским приказом, оставляющим все произошедшее в Горном королевстве в тайне. Я умер и должен был оставаться мертвым, пока трон Видящих снова не обретет устойчивость.