– Дэк я ему потом аккуратно-то объяснил, – ответил озорник, – Говорю, ты, дядька Игнат, об «обсчестве» бы порадел что ли чуток. Вон у всех уже сапоги-то поизносились давно, а тиун новых не выдаёт нашему десятку взамен. Всё вон на тебя он ссылается, что ты, дескать, у него не спрашивал про обновку. Так ведь можно не только жабу поутру у себя найти, а и на здоровенького ужа из ближайшего болота наступить.
Митька, отсмеявшись, спросил у брата:
– Ну и как зашевелился-то десятник?
– Да поменяли сапоги, кому же захочется по утрам на змеюку холодную наступать, – улыбаясь, ответил рассказчик, – Правда, всю неделю на выходе мне пришлось костровым дежурить, да ладно, за дело ведь это.
– Эх Ильюха, Ильюха, женить бы тебя пора, – усмехнулся Сотник, – Всё хулиганство бы твоё как рукой сняло. От ответственности за семью да за детей малых. Вон на старшего нашего погляди, какой он серьёзный сейчас, а ведь тоже таким как ты неслухом раньше был!
Василий аж поперхнулся от такой неожиданной характеристики бати.
– За проявленный героизм и самоотверженность при отражении вражеского набега, уничтожение большого количества противников и захвата важного языка, Георгиевским крестом III степени с положенными премиальными награждается десятник карельского взвода пластунской сотни Калева!
И перед развёрнутым строем бригады к командиру, стоящему под знамёнами и хоругвью, вышел отличившийся воин.
– Георгиевским крестом IV степени награждаются бойцы Йибу и Васси. Двадцатого декабря список георгиевских кавалеров бригады пополнился новыми именами.
А на следующий день затемно всё русское войско двинулось в дальний поход, который впоследствии назовут «ледовым».
Глава 10. Ледовый поход
Русская рать двигалась походным порядком от Великого Новгорода в сторону Ижорских земель и Копорья. Пять сотен вёрст по лесным дорогам были немаленьким расстоянием, и четыре тысячи человек растянулись по ней на десяток вёрст.
Первыми шли, как и положено, головные дозоры пластунов, а затем уже и строевых сотен. После них шла княжья дружина, а за ней следовала Андреевская бригада, и после неё с большими такими промежутками шли ушкуйники да санный поезд новгородских охочих людей набежников. Заднее прикрытие из двух сотен княжьей дружины буквально подталкивало вперёд этих несобранных добровольцев из стольного города и с новгородских пятин. Порядка там явно не хватало, и не раз уже князь спрашивал с новгородских старшин за их беспутство и небрежение.
– Ничего, – кивнул в сторону шумного лагеря набежников Сотник, – Пару раз вырежут у костров с десяток горлопанов, или же стрелами на переходе побьют, так враз они потом поумнеют. До первой серьёзной крови только такая дурь, до чужой земли, потом и мужики поменяются, что уж о самих воинах то говорить.
До чужой земли было уже, что называется, рукой подать. В двадцати верстах к западу была уже датская крепость Нарва.
Два десятка тяжёлой латной конницы из гарнизона крепости шли налегке к востоку. Номинально эта земля за речкой Нарвой принадлежала русскому Новгороду. Да только где этот самый Новгород, а где их крепость!? До своих было рукой подать, всего-то около полдня пути по старинному тракту. Поэтому чувствовали на западе Ижорской земли датчане себя как у себя дома. Гарнизон в крепости был немаленький, и ему постоянно требовалась большое количество еды и фуража для его многочисленной конницы. А где всё это брать, как не в окрестных селениях Эстов, Ижоры или Води. Против профессиональных воинов местные финские и балтские народы старались открыто не выступать, предпочитая как-то договариваться и отдавать всё требуемое от них добровольно. Так что, чувствовали здесь себя датчане весьма уверенно. Каково же было их удивление, когда посреди лесной дороги прямо пред ними вдруг нарисовалась странная человеческая фигура в белом балахоне, держащая в руках весьма странной формы арбалет.
Человек в белом поднял повелительно правую руку вверх и со спокойным нахальством, глядя на подъезжавших к нему латников, прокричал на довольно скверном немецком:
– Halt! Wer spricht Russisch? Komm zu mir! (Стой! Есть, кто говорит на русском? Подойди ко мне!)
– Что позволяет себе это чучело в белой тряпке? – изумлённо спросил у десятника Оллафа благородный Холдор, предводитель всего отряда.
– Смею заметить, что он требует нас остановиться и дать ему переводчика на русский, – ответил на вопрос своего старшего пожилой десятник и выкрикнул в конец строя, – Джеспера сюда! Живо! Он хорошо знает язык этих варваров.