– Это я и без вас знаю, Жером, читать умею, положение о карантине читал. Сколько человек в отряде?
– Сорок два, считая герцога.
– Грузите подводу, нет, две, лучшими готовыми блюдами, что найдутся на кухне и припасом всяких копчёностей на три дня. Сейчас не слишком жарко, за три дня не успеют протухнуть. Две бочки «Ливийца», бочку «Джина» и три лучшего вина. Побольше этой приправы из хрена и чеснока[112] со специями. Дров тоже на три дня. Как только загрузите, подводы увяжите цугом и доложите, возницу я вам пришлю.
Жером де Комьен заподозрил неладное.
– А может быть не стоит, Сир? Чума хитрая болезнь. Может прятаться целый месяц.
– Сегодня семнадцатое сентября, через сорок дней будет двадцать восьмое октября, если выживем, то до Рождества в Рим попасть точно успеем. А если нет, то на всё воля Господня. Две подводы цугом. Жду доклада через час. Бегом марш, Жером!
Железная герцогиня Алиенора Аквитанская, блистала даже в траурном платье с минимумом украшений.
– Приношу вам свои соболезнования, маман. Покойник был человеком никчёмным, к тому-же полным дураком, но он ваш сын. – Ричард, не дожидаясь приглашения, уселся в кресло.
– Вы не надели траур даже для визита ко мне, Ричард. – голос железной герцогини был одновременно ледяным и ядовитым.
– Не нахожу причин для лицемерия, маман. Джонни получил именно то, что заслужил. Точнее сказать, он и этого то не заслужил, графу Лестеру следовало казнить его ещё четыре года назад. Хотя… Вы присаживайтесь, маман. – кивнул Принцепс на кресло напротив – Я к вам по делу зашёл, но вы сами затеяли этот пустой разговор. Ну, что-же, закончим сначала его. Джон имел шанс погибнуть как воин, при осаде Ноттингема, потом его мог казнить Роберт де Бомон, который обладал для этого всеми полномочиями, и даже заслужил бы этим мою благодарность. Но вы спасли сыночка из моих хищных лап для того, чтобы он тихо спился. Мне докладывали, что ещё за полгода до своей кончины он стал буйным сумасшедшим, и даже забил насмерть одного из монахов подсвечником. Лично я считаю, что вы в этом отчасти виноваты. Монах то уж точно на вашей совести. Впрочем… Плевать на монаха, их у нас ещё много, да и Господь ему воздаст. Так вот, я к вам и правда по делу. Да вы не стойте, меня вы этой стойкой атакующей кобры всё равно не напугаете. Присядьте, маман. И прикажите подать вина, не мне же тут у вас командовать. И я вас умоляю, не пытайтесь изобразить на своём лице оскорблённую невинность, она вам подходит не больше, чем крокодилу доброжелательная улыбка. Джон уже умер. Его больше нет. Поговорим о делах, или ваш траур мешает даже этому?
– Поговорим. – по Алиеноре Аквитанской не было заметно, что она смутилась, но вина она приказала подать слишком резко.
Ричард внутри себя улыбнулся и выложил на стол голубой бриллиант Ицхака Левита.
– Ваш нелюбимый еврей настолько впечатлён вашей нелюбовью, что сам не рискнул передать этот камень для вашей короны, а попросил меня. Тихо! Не забывайтесь, маман. Я хоть и в гостях, но я король и говорить ещё не закончил. Для начала ответьте мне на вопрос – вы знаете о планах воссоздания Принципата и созыве сената?
– Об этом все знают, Ричард. – кивнула железная герцогиня – Вы совсем не умеете хранить тайны.
– Тайны я хранить умею, маман, но это то как раз не тайна. Вернее, это такая специальная тайна, о которой должно быть известно всем. Вы поди марок десять потратили, чтобы всё узнать.
Алиенора Аквитанская потратила пятьдесят, но, разумеется, в этом не призналась.
– Я в курсе про Принципат и сенат. Как и все ваши идеи – она сыра, груба и не отёсана.
– Согласен. – покладисто кивнул Ричард, отпил, наконец-то поданного вина и непроизвольно поморщился от обилия специй – Ну и отрава. Хотя, это тоже неплохо. Такой дряни много не выпьешь. Согласен со всеми вашими характеристиками. Идея груба, сыра и не отёсана, именно поэтому я сейчас говорю с вами, маман. Я хочу включить вас в состав сенаторов первого созыва. Возможно, даже первым Цензором сената.
– Это вам еврей подсказал, Сир?
– Ицхак вами очарован, маман. Даже не знаю почему, вроде умный человек…