Машина притормозила рядом с ними одновременно со сменой даты.
После езды с Шагроном казалось, что ухоженная «десятка» еле-еле ползет. Трясло немилосердно, каждая кочка отдавалась сначала в позвоночнике, а секундой спустя – в голове. И продолжал давить город: настырно, тупо и докучливо, как застарелая мигрень.
– Швед! – тихо позвал Озхар где-то на полпути к Лермонтовскому.
– А?
– А тебя снова… не поведет? Как в прошлый раз, когда ты молодняк питерский крушить наладился?
Швед сначала напрягся, но потом неуверенно возразил:
– Так у нас же защита теперь… не то что раньше.
Озхар некоторое время молчал.
– Ладно. Ты того… смотри, держи себя в руках. Не сорвись.
– Не сорвусь, – пообещал Швед.
И изо всех сил постарался поверить себе.
Сразу за Египетским мостом они вышли. Озхар расплатился тем, что нашлось в кармане, – нашлась сотня евро. Русских рублей, понятное дело, ни у кого уже не осталось. Хозяин «десятки» сильно повеселел и умчался в сторону Садовой.
– Ну что, Швед? – сказал Озхар странно напряженным голосом. – Как в Ялте?
– Как в Ялте, – эхом отозвался николаевец. – Веди!
И они пошли. Свернули во двор, вошли в подъезд с сумасшедшей нумерацией и поднялись на второй этаж. Озхар постучал, поскольку звонок молчал, как рыбка в банке.
Дверь открыла одна из девчонок Тамары – коротко стриженая и рыжая, неуловимо похожая на Марлен Жобер в «Пассажире дождя». При виде визитеров лицо ее вытянулось, она инстинктивно отпрянула и попробовала защититься простеньким щитом. Но девчонку никто и не думал атаковать.
– Добрый вечер, – негромко поздоровался Озхар. – Тамара есть?
– Д-добрый… – пробормотала девчонка. – С-сейчас…
Она снова выглядела сильнее, чем вне Питера. На уровень, а то и все два. Сейчас – не ниже приличного третьего.
Дверь захлопнулась. Озхар и Швед терпеливо ждали – около минуты. Затем дверь медленно-медленно отворилась, слабо скрипнув давно не знающими смазки петлями, и на пороге возникла Тамара. Бледная, с распущенными по плечам волосами.