Белее снега, слаще сахара...

22
18
20
22
24
26
28
30

— Написано двадцать пять лет назад, — перебил мажордома король. — Как раз в год смерти вашего мужа, баронесса, и как раз в тот год, когда начался дворянский мятеж. Из-за этого мой покойный отец не успел прочитать письмо, и оно пролежало в королевском архиве всё это время. Читайте, Бамбл!

— «Прошу оказать помощь в поиске моей старшей дочери, — мажордом читал медленно и торжественно, и все слушали его, затаив дыхание, — Мейери Регины Доды, записанной под фамилией Беккер, и о даровании ей моей фамилии и привилегий, полагающихся дочери барона».

— Это ложь, — сказала баронесса, не теряя самообладания. — У моего мужа только одна дочь — моя!

— Не одна, и вам это прекрасно известно, — король посмотрел на баронессу с насмешливой жалостью. — И вам прекрасно известна эта история с подарком феи. Ведь именно поэтому вы и использовали старшую дочь своего мужа, отправляя её разгадывать загадки вместо своей дочери. Потому что решили использовать чужой дар для своей выгоды. Вы использовали эту девушку — Мейери Цауберин. Вернее — Мейери Регину Доду Диблюмен.

— Но каким образом?! — запротестовал Дитрич Любелин. — Этих девушек невозможно перепутать!

Придворные зашумели, обсуждая услышанное, и голос баронессы утонул в шуме людских голосов. Только я стояла, застыв столбом, почти уверенная, что уснула в рождественскую ночь под наряженной елью и мне снится волшебный сон.

Дочь барона Диблюмена?.. Значит, Клерхен — моя сестра?.. А баронесса — мачеха?… И я — старшая дочь, для которой отец просил привилегий у самого короля?..

Иоганнес поднял руку, призывая к молчанию, и продолжал:

— Сейчас я всё объясню. Это письмо пролежало бы в архиве несчетное число лет, и права Мейери Регины Доды никогда не были бы восстановлены, но мне повезло узнать эту историю. А узнал я ее, когда вчера почитал некую книгу из запретной библиотеки Арнема. Там есть не только история про фею и барона, пожелавшего в зятья короля, но еще присутствуют и весьма любопытные заклинания — например, как извести человека колдовством, наслав на него невезенье. Или… придать образ одного человека другому.

— Бред, — отрезала баронесса.

— Наверное, — согласился король. — Но как же тогда объяснить, что барышня Диблюмен писала ответы на мои загадки разным почерком, а в комнате вашей дочери дознаватели нашли вот это…

Мажордом с готовностью извлек из шкатулки еще один лист бумаги — тот самый, на котором я написала отгадку про три шкатулки.

Клерхен закрыла рот ладонью и виновато посмотрела на мать.

— Надо было сжечь, — сказала ей баронесса, с великолепной выдержкой.

— Это — правда?.. — произнесла я, еле шевеля языком. — Правда — то, что в письме?.. — мне казалось, что мир перевернулся — сделал прыжок через голову, как бродячий акробат во время представления на площади.

Невероятно… Невозможно… Но почему — невозможно?

Но король сиял, как начищенный медный котелок:

— Да, деточка! Все это — чистая правда, — теперь он улыбался, и синие глаза блестели, как самые настоящие сапфиры, только блеск их был совсем не холодным, а теплым, ласковым. — Видишь, я обо всем позаботился, а ты не верила! — король приосанился, хвастаясь как мальчишка. — Барон Диблюмен признал тебя старшей дочерью. Наверное, решил, что из-за гордости нельзя упускать дар феи. Уважив его просьбу, я тотчас дарую тебе родовую фамилию Диблюмен, признаю тебя родной старшей дочерью и наследницей барона Диблюмена и закрепляю за тобой и твоими потомками в пожизненное владение город Арнем.

— Боже… — госпожа Любелин схватилась за сердце, а бургомистр оттянул ворот, пытаясь глотнуть воздуха.

— Вы рассказали нам преотличную сказку, ваше величество, — баронесса и не думала сдаваться. — Феи, ведьмы… Вы можете в это верить, если вам угодно, но я верю только в реальные факты. Что до письма моего покойного мужа, — она гордо вскинула голову, — я не признаю его. Прошу прощения, но вы лжете, ваше величество.