Белее снега, слаще сахара...

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы замолчали, буравя друг друга яростными взглядами. Король первым пришел в себя и спросил, меняя тему:

— Дворянский вотум недоверия? Королю? И в какой это школе для девочек преподают политику так превратно, да еще изучают латынь?

— Это была не школа для девочек, — сказала я, тоже остывая. — Это была школа для мальчиков в Шрештеби. Мама работала там кухаркой, и мне разрешили посещать занятия — сидеть на задней парте и не высовываться.

— Наверное, это у тебя плохо получалось, — король склонил голову к плечу, поглядывая на меня с улыбкой. — Не высовываться.

— Получалось, — я тоже улыбнулась, немного застенчиво, потому что не очень приятно рассказывать королю, что ты дочка кухарки, а не барона, к примеру. — Мне было интересно, поэтому я больше слушала, чем говорила. Мама очень хотела, чтобы я получила хорошее образование. Но я не смогла закончить школу. Мы уехали в Диммербрю…

— Почему? — тут же спросил король. — И как вы оказались в Брохле?

Я посмотрела на небо, на котором уже высыпали первые звездочки, и сказала решительно:

— Послушайте, ваше величество, мне надо приготовить к завтрашнему дню умопомрачительные сладости для вас и вашей сестры. И для этого мне нужна закваска госпожи Ханны. Если вы не довезете меня до деревни раньше полуночи, я ничего не успею и стану подозревать, что вы работаете на мастера Римуса. Пекарем.

— Нет, не работаю, — король усмехнулся и встряхнул поводьями, понукая лошадей. — Скажу тебе по секрету, я хотел туда устроиться, но меня не взяли. Потому что я не знал, с какой стороны подходить к печке.

26

После этих слов я посмотрела на короля, как на умалишенного.

— Если что — это шутка, — обиженно произнес он. — Здесь полагалось рассмеяться и сказать: ах, Гензель, какой ты остроумный!

— И правда, очень смешно, — сказала я, подумав, что с ним никогда не знаешь наверняка — где шутка, а где дурацкая правда.

Сани домчали нас до деревни слишком быстро — я едва успела рассказать, как мы с мамой путешествовали по городам и селам, как я жила после Брохля, и как оказалась в Арнеме. Король слушал меня очень внимательно, и я была благодарна ему за это. Впервые я рассказывала кому-то о своей жизни, ничего не скрывая. Да и зачем скрывать? Какая разница королю, где я жила до нашего знакомства или после? Выслушал, посочувствовал — и то хорошо.

— Я не знал, что твоя мать умерла, — сказал его величество, когда впереди показались уютные домики с серыми ниточками дыма над крышами. — А кто твой отец? Он жив?

Еще один удар по самолюбию. Я постаралась ответить как можно небрежнее:

— Кто же знает, ваше величество? Мама была простой служанкой, так что никто не записывал мою родословную золотым пером в серебряной книге. Я не знаю, кем был мой отец, он умер до моего рождения. Был, вроде бы, ткачом, и родственников у него не осталось. Теперь я думаю, что его и вовсе не было.

Король промолчал, потому что мы уже ехали по улочкам деревни, распугивая ребятишек и собак. На улицах было пусто, свет в домах не горел, и вскоре мы узнали причину — староста выдавал замуж дочь, и все жители деревни собрались в его доме, празднуя это событие.

Госпожа Ханна тоже была там, и, увидев меня, обрадовалась, как родной. Староста тоже знал меня в лицо, тем более что к свадьбе он закупал в нашей лавке пирожные и торт, украшенный воздушным кремом и фигурками голубков. Как я ни сопротивлялась, меня и короля затащили в дом и усадили за стол.

— Согреться с дороги! — басил староста, поднося королю рюмочку вина. — И кусочек жаркого, господин мой!.. В такой день все должны быть сыты и довольны!