На смех ведьмак даже не обернулся.
— Шевелись, Тередо, — рявкнул боцман. — Успеешь ещё признаться нашему гостю в любви. — Он запрокинул голову и заорал, брызгая слюной: — Живее, покойнички! Ворочайте костьми, сукины дети!
Рот у него был обезображен язвочками, половину зубов боцман потерял, взамен ему поставили искусственные, но поставили неудачно, торчали они в разные стороны, придавая лицу вид одновременно угрожающий и комический.
— Я встану здесь, на баке, — сказал ведьмак. — Не помешаю?
Боцман фыркнул:
— Как по мне, где б ни стоял, везде будешь мешать.
Он сплюнул... то есть теперь сделал это целенаправленно. — Ахавель с Райнаром так решили, их право. А я считаю, мы бы сами справились, без вашего ведьмачьего высочества.
Он отвернулся и зашагал к корме, выкрикивая приказы да время от времени дуя в свисток.
Ведьмак присел у мачты и надел на себя «упряжь». Затянул ремешки, подправил крепления, чтобы нигде не натирали и не сковывали. Ещё раз проверил, надёжно ли крепится верёвка. Кто-то уже успел аккуратно её перерезать, причём узел оставили целым.
Ведьмак усмехнулся и привязал заново.
Уже рассвело; небо над головой, однако, было мутно-бледным, и такого же цвета — поверхность воды. Океан вскипал бурунами, и волны ходили ходуном, вспухали и расплёскивались, сталкиваясь друг с другом. Пахло чем-то скверным, то ли вскрытой могилой, то ли выгребной ямой.
На палубе рядом с фальшбортом растеклось бесформенное чернильное пятно. Кто-то из матросов, пробегая, наступил — и теперь оставлял везде вязкие смердящие следы. Боцман бесновался и пытался выяснить, кто, едрён корень, нынче драил, мать его, палубу?!..
Рядом со штурвалом появилась худая фигура Ахавеля. Капитан сложил руки на груди и какое-то время наблюдал за командой, затем дал знак штурману, тот добыл из шкафчика жестяной рупор и, вынув трубку изо рта, прогремел:
— Лавур! Внимание на мостик!
— Внимание на мостик, волчье семя! — эхом отозвался Лоцман. — И тишина, жабьи выродки! Капитан будет говорить!
Замолчала скрипочка, оборвались разговоры.
Штурман протянул рупор, но Ахавель и не думал его брать. Сказал громко и внятно, так, чтоб услышали все:
— Вон у фока стоит человек, ради которого мы позапрошлой ночью рисковали шкурами. Стоило оно того? Некоторые из вас думают, что нет. Но вот он у фока, и если зрение меня не подводит, — нынче же готов рискнуть своей шкурой ради наших. Что ж, мне это по сердцу! А вам?
Команда ответила рёвом, свистом, кто-то колотил кулаком о крышку бочки, другой лупил захалявной ложкой по планширю.
— В общем, — сказал Ахавель (и шум стал стихать), —в общем, вижу, возражений нет.