Роб не в силах был ответить ему: он перегнулся через борт, чтобы не испачкать палубу. Отчасти причиной его болезни был страх. Он никогда прежде не выходил в море, и теперь в его голове роились услышанные за много лет рассказы об утопленниках, начиная с мужа и сыновей Эдиты Липтон и заканчивая несчастным Полом Россом, который оставил вдовой Бинни. Мелькавшая перед глазами маслянистая вода казалась бездонной и непроницаемой для взгляда; там вполне могли жить какие угодно чудовища, и Роб стал уже сожалеть о своем безрассудстве, толкнувшем его на путешествие в этой чуждой стихии. Мало того, ветер усилился, и по морю валами покатились волны. Вскоре он уже совершенно искренне ждал смерти и даже готов был приветствовать ее как избавление. Вулф позвал его и предложил обед, состоявший из лепешки и куска жареной соленой свинины. Бинни, должно быть, призналась, что побывала на его ложе, решил Роб, и теперь будущий муж стремится таким манером ему отомстить. А сил ответить на вызов у него не было.
Семь бесконечных часов длилось это плавание, когда на горизонте появилась новая дымка, вскоре превратившаяся в берег Кале.
Вулф быстро пожелал Робу доброго пути – он был занят парусом. Роб свел по сходням лошадь с повозкой и оказался снова на твердой земле, которая качалась под ним, словно море. Он рассудил, однако, что вряд ли во Франции земля ходит ходуном, иначе ему непременно кто-нибудь рассказал бы о таком чуде. И правда – после нескольких минут ходьбы земля стала вести себя спокойнее. Да, но куда же направиться? Он и понятия не имел, в какую сторону идти и что делать в ближайшее время. Ударом для него оказался язык: окружающие трещали что-то такое, чего разобрать было решительно невозможно. Наконец Роб остановился, взобрался на повозку и хлопнул в ладоши.
– Нанимаю того, кто говорит на моем языке, – крикнул он.
Вперед вышел узколицый человек с тонкими ногами и торчащими ребрами – от него не приходилось ждать помощи, если надо что-то поднять или перенести. Но этот человек заметил, какое бледное у Роба лицо, и в глазах его загорелся огонек.
– Не поговорить ли нам за стаканчиком успокоительного? Яблочное вино творит чудеса, если надо поставить на место желудок, – проговорил он, и родной английский язык прозвучал для Роба ангельским пением.
Они завернули в первый же трактир и сели за грубый стол из соснового дерева, стоявший у двери снаружи.
– Шарбонно, – представился француз, перекрикивая царивший на причалах шум. – Луи Шарбонно.
– Роб Джереми Коль.
Когда принесли яблочное вино, они выпили за здоровье друг друга и оказалось, что Шарбонно не лгал: вино согрело желудок и вернуло Роба к жизни.
– Кажется, я и поесть могу, – удивленно сказал он.
Шарбонно, довольный, сделал заказ, и вскоре девушка-подавальщица принесла лепешку с аппетитной корочкой, блюдо мелких зеленых маслин и козий сыр, который даже Цирюльник похвалил бы.
– Сам видишь, почему мне необходима помощь, – с грустью промолвил Роб. – Я ведь даже еды не могу попросить.
– Всю жизнь я был моряком, – улыбнулся Шарбонно. – Совсем еще мальчишкой попал в Лондон на своем первом корабле. Хорошо помню, как страстно мне хотелось услышать родную речь. – И добавил, что половину всего времени на берегу он провел по ту сторону Канала, где люди говорят по-английски.
– А я цирюльник-хирург, путешествую в Персию, хочу купить там редкие лекарства и целебные травы, которые отправлю оттуда в Англию. – Он решил так объяснять людям свое путешествие, дабы избежать ненужных дискуссий – ведь подлинная причина, по которой он стремился попасть в Исфаган, рассматривалась церковью как преступление.
– Неблизкий путь, – удивленно поднял брови Шарбонно.
Роб кивнул.
– Мне нужен проводник, который мог бы также переводить, тогда я смогу давать представления, продавать свои снадобья и лечить больных по пути. За платой не постою.
Шарбонно взял с блюда маслину и положил на нагретый солнцем стол.
– Франция, – сказал он и взял еще маслину. – Пять германских княжеств, которыми правят саксы. – Он брал и брал маслины, пока семь их не легли в ряд. – Богемия, – указал он на третью маслину, – там живут славяне и чехи. За нею лежит земля мадьяр – христианская страна, но там полным-полно конных варваров. Потом идут Балканы, край высоких суровых гор и высоких суровых людей. За ними Фракия, про нее я почти ничего не знаю, кроме того, что это самый предел Европы и там находится Константинополь. И в конце пути – Персия, куда ты хочешь попасть.