Далее Роб рассказал, как ему спас жизнь шах Ала ад-Даула, охотник на грозных хищников, прославленный подобно своему отцу Абдалла-шаху, победителю Кашанского льва. Те из зрителей, кто стоял ближе к трону, стали одобрительными возгласами выражать восхищение своим повелителем. И волна одобрения катилась дальше по залу по мере того, как глашатаи передавали эту повесть тем, кто стоял далеко от трона и не мог слышать сам.
Кандраси сидел совершенно невозмутимо, но Робу показалось, что имам не очень-то доволен этим рассказом, как и живым откликом толпы.
– Теперь поспеши, инглизи, – холодно сказал он. – Объяви, что за прошение повергаешь ты к стопам единственного истинного повелителя.
– Поскольку, – проговорил Роб, набрав полную грудь воздуха, – сказано также: кто спас жизнь другого, тот отвечает за эту жизнь, то я и прошу у великого шаха помощи в том, чтобы жизнь моя приносила как можно больше пользы. – И он кратко рассказал о своей тщетной попытке добиться зачисления в школу лекарей Ибн Сины.
История о пантере теперь уже достигла самых отдаленных уголков зала, и он весь сотрясался от мерных притопываний.
Нет сомнения в том, что шах Ала успел привыкнуть к страху и повиновению своих подданных, но его давненько не приветствовали так искренне, от души. Судя по выражению лица, эти приветствия звучали для него сладчайшей музыкой.
– Ха! – Единственный истинный повелитель подался вперед, глаза его сияли, и Роб понял, что шах запомнил его в том происшествии с пантерой.
Мгновение шах смотрел Робу в глаза, потом повернулся к имаму и впервые с начала большого приема заговорил.
– Жалуем этому иудею калаат, – изрек шах.
Все вокруг почему-то засмеялись.
– Ступай за мной, – сказал Робу седовласый начальник воинов. Ему уж не много лет оставалось до старости, но пока он выглядел здоровым и очень сильным человеком. На голове был невысокий шлем из начищенного до блеска металла, под кожаным дублетом – коричневая рубаха воина, на ногах сандалии с кожаными ремешками. О его заслугах красноречиво говорили раны: на обеих мускулистых загорелых руках белели шрамы от залеченных сабельных ударов, левое ухо расплющено, а рот был постоянно скривлен из-за старого проникающего ранения пониже правой скулы.
– Меня зовут Хуф, – представился он. – Капитан Ворот138. В мои обязанности входят и такие, как ты. – Он взглянул на растертую до крови шею Роба и улыбнулся: – Каркан?
– Он самый.
– Да, каркан – это такая штука… – с восхищением протянул Хуф.
Они вышли из Зала с колоннами и направились к конюшням. Сейчас по длинному зеленому полю скакали всадники, мчались друг на друга, кружили, размахивали длинными палками, похожими на пастушьи, только изогнутыми наоборот, но никто не валился с седел.
– Они что, пытаются попасть друг в друга?
– Они стараются попасть в мяч. Это конное поло, игра всадников. – Хуф внимательно посмотрел на Роба. – Ты очень многого не знаешь. Хотя бы знаешь, что такое калаат?
Роб отрицательно покачал головой.
– В стародавние времена, если царь Персии хотел оказать кому-нибудь милость, он снимал часть собственного одеяния – калаат – и дарил в знак своего благорасположения. И на протяжении многих веков этот обычай сохранился, дошел до нас как символ благоволения повелителя. Только теперь «царский наряд» включает денежные доходы, полное одеяние, дом и коня.
– Так я, значит, разбогател? – пролепетал Роб.