– Мне кажется, что под конец ход суда обернулся в вашу пользу. – Роб ничего на это не ответил, и его молчание заставило монаха недоуменно поднять брови. – Да ну, честный человек всегда сумеет найти еще двенадцать честных людей.
– Я действительно родился в приходе Святого Ботульфа. Но я покинул его еще мальчиком, – печально проговорил Роб, – и стал путешествовать по всей Англии в качестве ученика при цирюльнике-хирурге. Мне потребуется чертова уйма времени, чтобы отыскать двенадцать человек, честных уж там или не очень, которые помнят меня и захотят проехать до самого Лондона, дабы это подтвердить.
Брат Паулин отхлебнул из своей кружки.
– Но если вы не найдете ровно двенадцать человек, то все дело может быть подвергнуто сомнению. Тогда вам предоставят возможность доказать свою правоту испытанием.
– И в чем же состоит испытание? – В эле Робу чудилась горечь отчаяния.
– Церковь применяет четыре способа испытания: холодной водой, кипящей водой, каленым железом и освященным хлебом. Могу вам сообщить, что епископ Эльфсиг предпочитает каленое железо. Вам дадут испить святой воды и ею же окропят руку перед испытанием. Правую или левую – по вашему выбору. Затем вы возьмете в эту руку раскаленный добела брусок железа, вынув его из огня, и пронесете на расстояние девяти футов, преодолев это расстояние в три шага. Потом надо бросить железо и спешить к алтарю. Там руку забинтуют, а бинты опечатают. Снимут повязку через три дня. Если рука под ней окажется белой и чистой, вас объявят ни в чем не виновным. Если же рука окажется не чистой, вас отлучат от церкви и предадут в руки светских властей.
Роб старался не выказывать своих чувств, но ясно ощутил, как кровь отхлынула от лица.
– Если только совесть ваша не безупречно чиста, то есть не чище, чем у большинства смертных, то вам, я полагаю, лучше уехать из Лондона, – сухо подвел итог брат Паулин.
– А отчего вы все это мне рассказываете? И отчего вообще взялись давать мне советы?
Какое-то время они изучающе вглядывались друг в друга. У монаха была небольшая вьющаяся бородка и волосы с выбритой тонзурой – светло-каштанового цвета, цвета старой соломы, а глаза синевато-серые, аспидные, и такие же холодные. То были глаза человека скрытного, человека, который всегда себе на уме. Рот сжат в узкую щель, как у святоши, непримиримого врага чужих грехов. Роб был совершенно уверен в том, что не встречал этого человека до того мига, когда переступил порог церкви святого Павла сегодня утром.
– Я знаю, что вы Роберт Джереми Коль.
– Как вы можете это знать?
– Прежде чем стать братом Паулином в Обществе святого Бенедикта, я носил ту же фамилию – Коль. Почти наверняка я ваш родной брат.
Роб поверил этому сразу. Он уже двадцать два года искал братьев и сестру и теперь почувствовал, как его захлестывает радость. Однако это чувство тут же угасло: в нем быстро проснулась подозрительность, да и не хватало здесь чего-то важного. Роб хотел было встать на ноги, но его собеседник продолжал сидеть, глядя на него настороженно и что-то рассчитывая, и Роб опустился на табурет. Услышал свое громкое дыхание.
– Ты старше, чем был бы младенец Роджер, – произнес он. – Сэмюэл умер. Ты знаешь?
– Знаю.
– Значит, ты либо Джонатан, либо…
– Да нет, я Вильям.
– Вильям!
Монах по-прежнему смотрел на него сосредоточенно.