– Ты не понимаешь, о чем я говорю?
– Не понимаю.
– Ты должен разрезать живот и стенку матки и извлечь младенца.
– Разрезать мать?
– Да.
– А вам приходилось это делать?
– Несколько раз. Еще когда я только изучал медицину, один из моих учителей вскрыл живую женщину, чтобы извлечь дитя.
«Вот лжец!» – подумал Роб, устыдившись того, что слушает так жадно. Ему вспомнилось, что рассказывал Цирюльник об этом человеке и обо всем его племени.
– И чем все это кончилось?
– Она умерла, но умерла бы она в любом случае. Я не одобряю вскрытие живых женщин, однако мне рассказывали о врачах, которые поступали так и сохраняли жизнь и матери, и ребенку.
Роб повернулся и зашагал прочь, пока этот человек с французским выговором не высмеял его, как доверчивого простачка. Но, сделав всего два шага, вернулся назад:
– А где нужно резать?
В дорожной пыли лекарь-еврей нарисовал торс и показал два разреза: один – длинной прямой линией на левом боку, другой – чуть выше середины живота.
– Или так, или эдак, – сказал он и отбросил палку подальше.
Роб кивнул и ушел, не в силах даже поблагодарить.
20. В ермолках за столом
Из Теттенхолла Роб выехал не мешкая, но с ним уже что-то начало происходить.
Запас Особого Снадобья от Всех Болезней подходил к концу, поэтому он купил у одного крестьянина бочонок метеглина и, сделав привал, смешал необходимые составляющие для целебного зелья, распродавать которое начал в селении Ладлоу. Снадобье расходилось, как всегда, хорошо, однако Роб пребывал в задумчивости; ему даже было страшновато.
Держать душу человеческую на своей ладони, словно камешек. Чувствовать, как умирает женщина, но вернуть ее к жизни своими усилиями! Даже королю не дано такой власти.
Избранные.