Ким поднялся с кресла. И понял, что он сделает. Пойдет в юротдел, конфискует системник Аслановой, а когда начальство вызовет для объяснений, продемонстрирует беседу «сладкой парочки». И в милиции продемонстрирует. Нет, в милицию он позвонит, не дожидаясь вызова «на ковер». Чтобы аферисты не успели сбежать.
Асланова занималась странным делом. Пыталась открыть окно, словно забыла, что снаружи – пышущий жаром полдень. Открывала она неловко, скособочившись, прижимая плечом к уху трубку, словно вела чрезвычайно важный разговор, который и прервать нельзя. Но при этом молчала.
Наконец ручка провернулась, окно дрогнуло. Она его даже не на проветривание открывала, а настежь! Волна зноя ворвалась в кабинет, докатилась до стоявшего у двери Кима, ударила в лицо.
Окна в офисе были большие, высокие. Начинаются в полуметре от пола и тянутся чуть ли не до потолка. Аслановой понадобилось лишь привстать на цыпочки, чтобы взобраться на подоконник. И Ким внезапно догадался, что сейчас произойдет. Верить в такое безумие не хотелось!
– Эльмира, ты что?! – заорал. Бросился к окну.
Девушка оглянулась, телефон вывалился у нее, упал на мягкий, выстланный ковролином пол. А в следующий миг мелькнула белая, туго обтягивающая бедра юбка, белые туфельки с непостижимо высоким каблуком… Подоконник опустел. И завизжала автомобильная сирена внизу.
Последние три шага к окну Ким заставил себя сделать. А потом – перегнуться через подоконник, взглянуть. Увидеть.
Шестой этаж – не двенадцатый. Но внизу находилась укатанная бетоном автомобильная стоянка. Асланова угодила точнехонько между антрацитово-черным «лексусом» гендира и белой «бээмвэшкой» начальника безопасности. «БМВ» она всё же задела, и та оглашала двор офиса жалобным воем. А затем, вторя ей, завизжали женщины.
Ким перевел взгляд на лежащий под ногами телефон. Судя по всему, разговор еще шел. «Бектемир Сахитов» – прочитал он имя абонента. Присел, осторожно поднял аппарат. Приложил к уху. Тишина, ни звука. Хотел крикнуть: «Бек, это ты?!» Не смог. Язык словно к нёбу прилип. По ту сторону телефонной мембраны затаилась пустота.
Смертельный прыжок Аслановой словно погодный курок спустил. Безоблачное с утра небо заволокли свинцовые тучи, но прохлады это не добавило. Наоборот, ветер стих окончательно, и духота сделалась невыносимой. А голова как болела!
О подсмотренном чате Ким никому не рассказал. Не до того. Стараниями Абзала Махамбетовича он неожиданно для себя стал главным подозреваемым. Тут тебе и мотив, и свидетели – впору сухари сушить. Спасибо ребятам из службы безопасности. Вернее, их камерам наблюдения, натыканным в офисе где надо и где не надо. Именно благодаря снятому камерой и поверили, что айтишник юристку из окна не выбрасывал, что та сама сиганула. Но всё равно, и собственное руководство, и милицейские оперы смотрели на Кима подозрительно. А Абзал Махамбетович напомнил, что за доведение до самоубийства тоже статья предусмотрена. Потому, едва беседы-допросы закончились, Ким поспешил удрать домой.
Первый раскат грома прокатился над городом, когда он взбежал к себе на лестничную площадку, вставил ключ в замочную скважину. И следом за громом – телефонный звонок. Светлана?!
– Ким, ты где?! – Девушка еле сдерживала рыдания.
– Дома почти. Что случилось?
– Она мне письмо прислала! Только что! Наши ушли уже, под дождь попасть боятся. Я тоже собиралась, а тут – письмо! От нее…
Она заскулила.
– Света, успокойся. Рассказывай толком, от кого письмо?
– От Эльмиры, Аслановой. Которая из окна выбросилась!
– От кого?! Что в письме, ты читала?
– Какие-то значки. Я ничего не поняла.