Мотыга очень любил вечерние занятия на базе и охотно их посещал.
Мотыгу дернули за рукав: «Эй, чего стоишь? — жестами пояснили ему. — Помогай!»
Мотыга очнулся и послушно вцепился в какой-то прибор, который его заставили держать. Полковник что-то лихорадочно и беззвучно выпевал в микрофон на тоненьком усике. Солдаты кольцом охватили объект изучения и как-то нехорошо поигрывали лучевиками. Словно могла возникнуть необходимость отстреливаться.
Кокон тщательно просканировали, несколько раз засняли, а кристаллы с записью бережно упрятали в аварийный кофр; прискакал третий научник, и «мозги на ножках», как дразнили ученых военные, принялись длинно и азартно спорить, периодически взывая к кому-то на связи. Понятно, что Мотыга об этом мог только догадываться, но как опытный пустотник, не один час наработавший в эфире и худо-бедно разбирающийся в переговорах по связи, без труда отслеживал включения на дежурный график. Он даже попытался втихую подстроить свою систему на частоту военных, но безуспешно. Впрочем, он не очень и надеялся — конечно, военные работают в закрытых диапазонах, аппаратура горняков на них просто не настраивается. Да плюс кодеры-декодеры, модуляторы-демодуляторы… Мало ли хитроумных штучек придумали и внедрили в обиход «мозги на ножках»?
Вскоре из темного канала прибыло пополнение: еще несколько научников и двое азанни. Вид бывших хозяев расы шат-тсуров Мотыгу и вовсе вышиб из колеи. Птички все еще играли в судьбе шатов немалую роль, хотя уже и не решающую. Но бывали случаи, когда они вмешивались, и зачастую — очень бесцеремонно.
Как сейчас.
Полковник сразу же поблек и отошел на второй план; теперь парадом командовал крылатый коротышка в маленьком скафандре. Коротышка смешно хлопал крыльями в тщетных попытках взлететь, из чего Мотыга заключил, что безвоздушка ему в диковинку. Какой-нибудь кабинетный птиц, скафандр небось второй раз в жизни надел…
Второй азанни вел себя профессиональнее: крылья использовал в основном как руки и с ходу принялся деловито руководить научниками-шатами. Те у него живо забегали, собирая из разрозненных частей сложную машинку с кубическим экраном и плоским клавиатурным лоскутом. Когда экран ожил и засветился, этот азанни уселся за клавиатуру, а научники подозвали солдат и вроде бы приготовились кокон вскрыть.
Прибор у Мотыги отобрали несколько раньше и теперь отогнали от кокона к стене. Сизый стоял тут же и глазел на происходящее из-за спин полковника и лейтенантов.
Даже с такого расстояния Мотыга был в состоянии разглядеть все, что возникало в толще экрана. А возник там первым делом прямоугольный брусок-параллелепипед, пропорциями сходный с интеррасовым кирпичом. Почему-то пропорции кирпича оказались приблизительно равными чуть ли не для всей галактики — и у азанни, и у цоофт, и у людей, и у шатов, и у булингов…
У разумных Галактики вообще слишком уж много общего. Мотыга часто об этом задумывался на занятиях.
Углы у бруска вроде бы выглядели сглаженными. А может, это издержки сканирования, кто знает. Больше внутри кокона ничего настолько же плотного не просматривалось — только какие-то рыхлые клубки, скорее всего состоящие из той же «паутины», что и сам кокон.
По команде азанни двое научников взялись за резаки. Тонюсенькие плазменные шнуры бросили на кокон изумрудно-зеленые отсветы. Аккуратно, словно при работе с бомбой большой мощности, научники вспарывали резаками оболочку кокона. Она распадалась на две половины; края получались неровными и подпаленными. Теперь кокон стал напоминать огромное яйцо какой-то птицы, поврежденное мелким хищником.
Когда надрез стал достаточно большим, шаты-научники взялись за края и развели их пошире. Кокон раскрылся, будто диковинный цветок, и Мотыга впервые воочию увидел то, что впоследствии стал считать саркофагом.
Серая чешуйчатая глыба действительно со скругленными краями. Безмолвный и загадочный монолит, при виде которого Мотыге (да и остальным, наверное) показалось, что на них мельком взглянула Вечность.
Это было странное и пугающее ощущение, но пугающее не в смысле угрозы и опасности — нет, пугающее отсутствием границ, возраста, пугающее непонятным предназначением… Чу-жеродностью, в конце концов.
Мотыга остро ощутил, что обычные понятия к этой находке неприменимы. Вот, например, что значит мысль об отсутствии границ? Не размытость же линейных размеров он имел в виду! Что-то другое — находка, казалось, не была привязана к данному конкретному месту во Вселенной. Она принадлежала всей Вселенной одновременно. И всем временам заодно. Веяло от нее чем-то необъяснимым, чем-то высшим.
Даже азанни вроде бы это почувствовали, а уж они-то наверняка насмотрелись в космосе на любые диковины.
Некоторое время научники, сбросив оцепенение, хлопотали у находки. Окончательно освободили ее от остатков кокона, замерили, вроде бы в который уже раз осмотрели и ощупали. Что-то занесли в свои мудреные компьютеры. А потом азанни (оба) очень долго совещались — и между собой, и с кем-то третьим, по связи.
Мотыга и Сизый переминались с ноги на ногу перед шеренгой солдат. Полковник и лейтенанты благоговейно взирали на неугомонных азанни, но не вмешивались — продолжали выжидать. Горняцкая смена уже давно закончилась, у Мотыги начало ощутимо бурчать в желудках — хорошо, что никто, кроме него самого, не мог этого слышать.
ebooksa