— Ага, — виновато ответил Колюня, отложил слайды и шмыгнул носом. Сиверцев замер. Потом медленно повернулся к коллеге.
— И как? — спросил он, заранее предполагая каким будет ответ.
— Сменяемся мы с Рахметяном, — всё так же виновато сказал Колюня. — Ты и Белых остаётесь ещё на месяц… «Господи, за что?» — тоскливо подумал Ваня.
Его оставляли и на четвёртый срок. С момента, как Сиверцев заступил на первую вахту, Колюня Бортко, к примеру, успел оттрубить бок о бок с Сиверцевым положенные четыре недели, потом четыре недели провести в городке за периметром и снова четыре недели здесь. И сейчас поедет отдыхать. А Ваня останется. Сева Белых остаётся на второй срок — такое, в общем-то, не редкость, многие работают в режиме две вахты через одну. Реже, чем прежде, когда срок вахт ещё был трёхнедельным, но всё же работают. Три вахты подряд как-то трубил пан Ховрин, но у него выбора не было: горел один проект, а заменить оказалось некем. В общем, Тараненко посулил солидную премию и Ховрин остался. Говорят, когда-то давно неизвестный Сиверцеву сорвиголова-биолог отсидел на заимке, восточнее Агропрома, те же три вахты, но в прежние времена на многие нарушения режима ооновские наблюдатели смотрели сквозь пальцы. Не то, что сейчас.
— Чемпионом будешь, — вздохнул Колюня, криво улыбаясь.
— Видал я такое чемпионство знаешь где? Мне уже ванна с пеной снится, ёлки зелёные! Почти каждую ночь! Ванна Сиверцеву действительно снилась. Не каждую ночь, но частенько.
О причинах собственного зависа в Зоне Ваня не знал, но догадывался. Тараненко отчего-то не желает, чтобы Сиверцев торчал в городке и институте, поэтому попросту убрал его в Зону да и всё. Догадывался Ваня и о мотивах такого поведения шефа. Тараненко боялся, что Ваня разболтает кому-нибудь что-либо запретное. Например, всё, что невольно увидел во время самого своего первого выхода в Зону, ещё не на стандартную вахту, а в короткий трёхдневный рейд. Как раз, когда закончилась история с монстром-псиоником, похищавшим сталкеров. Правда, относительно монстра Сиверцев ничего разболтать не мог, потому что его изучением почти не занимался — так, делал однажды заключение по поводу одного материальчика — и всё. Однако история монстра каким-то образом переплеталась с историей предмета, который сильные мира сего именовали дупликатором и явно намеревались захватить.
Провалилась их попытка: сталкер по кличке Псих каким-то образом умудрился обмануть всех и удрать в Зону, где, по-видимому, и пребывал до сих пор никем не пойманным, если только не погиб за неполные шесть месяцев. Дупликатор, насколько Сиверцев мог судить, тоже не нашли — Псих подсунул заинтересованным людям не то муляж, не то копию, которую так и не смогли привести в рабочее состояние. Как это Психу удалось — неведомо. Провести Тараненко — это из области фантастики, а уж Покатилова, даже пережившего несколько мощных официальных наездов, и подавно. Но Псих сумел. Недаром, видать, его так обозвали…
Самое обидное состояло в том, что Сиверцев толком ничего и не знал. И разболтать ничего особо не мог. Однако Тараненко по всей видимости боялся и тех крупиц, которые Сиверцеву были известны. Но всё чаще невольно вставал вопрос: что ж теперь Ване — сидеть на заимке до скончания веков? Рано или поздно ооновцы взвоют, потому что всем вахтовикам положена регулярная реабилитация, а с подобными вещами в Европе строго, это не Россия с Украиной и Белоруссией, который уже век не вылезающих из тотального разгильдяйства и наплевательства на всё и вся. Узнают наблюдатели — даже Тараненко вздрючат, невзирая на его связи и регалии.
— Х-холера, — мрачно изрёк Сиверцев и принялся загружать образцы в сейф-холодильник.
— Вань, — жалобно сказал Коля Бортко. — Я-то ни в чём не виноват… Это всё Николаич комбинирует…
— Знаю, — буркнул Сиверцев. — Но всё равно злюсь. Извини.
— Извиняю, — вздохнул Колюня с некоторым облегчением. — Как выход-то?
— Более-менее. — Сиверцев закончил с сейфом и образцами и захлопнул дверцу, после чего подсел ко второму свободному терминалу — надо было ещё слить ролик о червяке и тут же попробовать отправить его в институтскую базу, раз уж связь с утра есть. — За вторым сенсором в рощице какая-то дрянь животная обосновалась, то и дело вопит. Аж уши закладывает. И псина оттуда прибежала реально невменяемая — Филиппыч её пристрелил. Поглядели — а в голове у неё паразит какой-то неизвестный, червеобразный. У псины в черепе фистула, почти точно на темени, кровоотделения практически нет, только лимфа и, по-видимому, ликвор.
— Червеобразный? — Колюня брезгливо сморщился. — В голове? Тьфу, мерзость какая…
— Слыхал о таком? — поинтересовался Сиверцев, вынимая комп и налаживая передачу ролика.
— Нет, никогда.
— Я тоже.
— Сколько же здесь гадости всякой, мама дорогая! — Колюня покачал головой. — Никогда мы эту клоаку не разгребём. Так и будет нарывом поганым на теле матушки Земли.
Сиверцев состроил скептическую гримасу: