Поколение

Улыбаясь, Стась шел, нет, летел по застекленной галерее к распахнутым дверям аэровокзала и в толпе среди десятков вытянувшихся в ожидании лиц искал одно-единственное, родное, и когда нашел, то все его существо вдруг замерло. В это самое время Вита увидела Стася и замахала ему руками — сначала одной, а потом и другой, подняла над головою букет цветов. Она тянулась на цыпочках из-за широкого плеча какого-то грузного мужчины, который кому-то глупо улыбался и напирал на толпу, сгрудившуюся в дверях.

3

Еженедельное совещание у генерального директора объединения «Гидромашина» Михаила Ивановича Бурова шло уже больше получаса, и конца ему не было видно: только успели отчитаться начальники цехов, и сейчас говорил заместитель директора по производству Анатолий Яковлевич Зернов.

Буров никого не торопил, слушал угрюмо и немного рассеянно, и это не предвещало ничего хорошего. Все понимали: быть грозе.

Низкорослый, круглый, как шар, Зернов протер стекла очков и спрятал платок во внутренний карман пиджака, где обычно люди носят документы. Буров внимательно посмотрел на Зернова. Эту привычку прятать носовой платок во внутренний карман пиджака он подметил у старых интеллигентов, но откуда ей появиться у работяги Зернова, всю жизнь тянувшего заводскую лямку?

До создания института-завода Анатолий Яковлевич Зернов работал здесь директором, а когда главного конструктора Бурова утвердили на эту должность, он с той же зарплатой остался его заместителем по производству. Заводское дело Зернов знал так, как, пожалуй, никто из присутствующих: ему довелось поработать почти на всех заводах города, поработать в разных должностях — от мастера и начальника цеха до главного инженера и директора.

Сейчас Михаила Ивановича Бурова все раздражало в этом человеке: и его скомканный влажный платок, и массивные, с толстыми линзами очки, похожие на своего хозяина, и круглая, без растительности голова… И он прервал его:

— Почему вы только сейчас, когда до окончания квартала осталось три дня, говорите, что вас подвели поставщики? Что вы лично сделали, чтобы комплектующие детали Свердловского завода резинотехнических изделий прибыли к нам вовремя? Почему не приняли мер?..

Анатолий Яковлевич, сняв очки с толстого носа, спокойно отвечал, но директор нетерпеливо заерзал в кресле и, с минуту выждав, вновь перебил его, нажимая на свои звонкие «почему».

И невозмутимый, уравновешенный толстяк Зернов не выдержал.

— Да потому, что у нас вся промышленность работает так! — закричал он. — Мы в первой декаде покрываем грехи прошлого месяца, во второй раскачиваемся и даем людям отоспаться за сверхурочную работу, а в третью порем горячку…

— Вы, Анатолий Яковлевич, пока еще не министр, — тоже повысил голос Буров, — не министр, чтобы говорить о всей промышленности. Будьте добры ответить за свое производство.

— А я и отвечаю! — Зернов рассерженно оседлал очками покрасневший нос. — Отвечаю! Все, что было в наших силах, мы сделали. Организовали у себя на заводе производство семнадцати комплектующих, которые раньше получали с других предприятий… Мы удорожали нашу продукцию… Но не создавать же мне на машиностроительном заводе кустарную мастерскую резинотехнических изделий!

— Вы замдиректора по производству, — вновь прервал Зернова Буров. — Я не знаю, что вам создавать и что не создавать. Но я знаю, что производство срывает план третьего квартала. А это план не только завода, но и всего объединения. Вы оставляете семь тысяч людей без квартальной премии. Вот это я знаю… — Буров перевел дух и услышал, как необычно напряженно замерли все в кабинете. Ему бы на этом и остановиться. Он даже успел подумать, что надо бы, но не остановился. Его будто кто подхлестнул, и он понесся дальше. — Есть такие ситуации, — чеканил каждое слово, — когда нам кажется, что мы сделали все, а на самом деле просто не способны на большее. — Он опять сделал паузу, и ему ответила та же напряженная тишина. — Что ж, когда-то надо набраться мужества и признать свою несостоятельность. Никто не вечен. Даже машины, которые мы делаем, вырабатывают свой моторесурс…

Круглое, потное лицо Зернова замерло, а потом стало вытягиваться. Он удивленно приоткрыл рот, будто хотел что-то спросить у напрягшегося всем телом Бурова, но не спросил, а подавленно ждал, что еще скажет тот, но Буров, увидев студнем расплывающееся лицо Зернова, оборвал свою речь. Зернов несколько мгновений стоял молча, с приоткрытым ртом, его тяжелые, покрасневшие веки нервно вздрагивали за толстыми линзами очков. Наконец он обрел дар речи:

— Это вы мне?.. Мне говорите, Михаил Иванович?..

— Я говорю о деле, — не меняя напряженной позы, продолжал Буров. — О деле, которое мы все должны делать и за которое получаем зарплату. Оно здесь главное…

— Вы считаете, что я зря получаю зарплату? — овладев собою, спокойно спросил Зернов, и все в кабинете почувствовали, чего это ему стоило.

— Я считаю, что мы должны выполнять план. Его выполняют конструкторы, весь институт, а производство — срывает…