Поколение

— Демагогия, — фыркнул Сарычев, и лицо его стало сурово-холодным.

— Но этой демагогией вы питаетесь, поддерживаете свое, так сказать, биологическое существование. А вот те машины, которые мы с вами здесь делаем, для этого не пригодны. Не-съе-доб-ны…

Сарычев молча пожал плечами, призывая всех в свидетели, что на таком уровне он спорить дальше не может.

Митрошин и другие члены совета затаенно улыбались, перешептывались, и видно было, что они, хоть и не во всем согласны со своим коллегой, но довольны тем, что он загнал главного в угол. «Нам тоже в рот палец не клади».

Только Буров помрачнел и насупился, что было явным признаком его крайнего недовольства. Он совсем не предполагал, что вот так «опереточно» пойдет этот серьезный разговор. Не затем Буров пригласил стариков, чтобы они посмеивались над Сарычевым, а заодно и над тем делом, которое он собрался обсуждать. Не затем… Правда, Сарычев сам полез в пасть этого старого удава. Но Буров знал, кто такой Ситковский, и не укоротил язык старику.

Надо поправлять дело. Сейчас же парировать примитивные рассуждения Ситковского и повернуть разговор… Но он глянул на умолкшего и раздосадованного Сарычева, потом перевел взгляд на лицо секретаря парткома Тернового, которое откровенно говорило ему: «А чего ты от него ждал? Фигляр!» — и Буров вдруг заговорил не о том, о чем собирался.

— Мы все знаем, как иногда своеобразно выражает свои мысли Казимир Карлович, но я бы просил вас, Арнольд Семенович, и всех, кто его слушал… — Буров посмотрел на Тернового. — Всех бы просил… серьезно задуматься над словами Казимира Карловича. Конечно, каждый должен заниматься своим делом, Арнольд Семенович. Конечно, у кульмана стоит инженер, а у станка — станочник… Но есть ситуации, и мы их еще, к сожалению, не изжили, когда и к станку должен стать конструктор.

— Так это ж от нашей немощи! — сердито выкрикнул Сарычев. — От неумения вести хозяйство.

— А что делать? — тоже повысил голос Буров. — Что?

— Учиться! — опять выкрикнул главный инженер. — Учиться хозяйствовать!

— Правильно! — неожиданно поддержал его Терновой. — Правильно! Но ведь надо и дело делать, надо выполнять план.

— И надо убирать картошку и свеклу, — твердо продолжал Буров. — Нельзя же, чтобы она, уже выращенная, погибала в поле, а мы здесь, в городе, бегали из магазина в магазин и кланялись пустым прилавкам. — Буров сделал паузу, но, когда Сарычев рванулся ему ответить, тут же упредил его: — И при всем этом нельзя срывать план завода.

— Опять вышли на круги своя, — раздосадованно развел руками главный инженер. — Что значит «нельзя»? Нельзя не делать своего дела. Но когда сапожник начинает печь пироги, а сапоги — тачать пирожник…

— А это все оттого, что мы пока не научились, как вы говорите, Арнольд Семенович, хозяйствовать, — опять вмешался Терновой, — поэтому надо делать дело сообща.

— Так мы никогда не научимся, — удрученно опустил голову Сарычев, показывая, что ему надоел этот разговор.

— Научимся! — вдруг резко возразил ему Буров, и Сарычев даже испуганно вскинул голову. — Научимся. Обязательно научимся… И научимся вместе с вами, Арнольд Семенович. — Последнюю фразу он сказал хотя и твердо, но успокоенно, показывая этим и Сарычеву и всем, кто был в кабинете, что он не оступится от того дела, за которое взялся.

4

Михаил Иванович Буров не мог понять, что с ним произошло. Он прошел на кухню, чтобы выпить воды. Открыл кран, подождал с минуту, пока стечет нагревшаяся в трубах струя, наполнил чашку и уже собирался пить, как в кухню вбежала, нет, влетела раскрасневшаяся хозяйка квартиры Кира Сарычева. Каштановые, коротко стриженные волосы по-мальчишески взлохмачены, большие, чуть подведенные глаза горят, молодое, полное энергии и какой-то одухотворенной силы лицо светится…

Буров так и застыл, пораженный яркой пленительностью этой женщины. Он никогда не видел такой разящей, отбирающей волю красоты, — его даже шатнуло. Поставив чашку на стол, он протянул руки и, обхватив плечи Киры, порывисто прижал ее к себе. Глаза Киры удивленно расширились и стали еще обольстительнее, она не отвела свое жаркое лицо, а напротив, рванулась навстречу, и поцелуй пришелся в угол ее раскрытого рта.

Несколько мгновений они стояли посреди кухни, прижавшись друг к другу, и Буров почувствовал, как желание обладать этой женщиной обдало его горячей волной.