Поколение

— Профессионалы делают дело, — принимая шутливый тон, отозвался Михеев-старший. — А у вас, как говорил отец, дуракаваляние.

— Э-э-э, нет, — возразил Пахомов. — Мы тоже с Игорем кое-чему учились. Вот он мне подскажет, что сейчас играют и поют, и мы утрем нос профессионалам. Так кого поют? Окуджаву, Высоцкого, Никитиных?

— Сейчас все поют себя, — сказал Игорь.

— И кто умеет и кто не умеет, — насмешливо добавил Николай. — Поют под ля-ля-ля.

— О-о-о… Под ля-ля-ля сможем и мы, — подхватил Пахомов и, взяв несколько аккордов, легко, едва прикасаясь к клавишам, заиграл нежную, задушевную мелодию и запел:

Пурга с гитарой обнялись и плачут в унисон. Я жду рассвет, рассвета нет. И не приходит сон. Ля-ля-ля-ля, ла-ла-ла, ли-ли, ли-ли-ли-ли.                 Пройдет пурга, умрет зима,                 И я дождусь рассвета.                 Гитара-друг, моя сестра,                 Мы будем петь про лето…                 Ля-ля, ля-ля, ля-ля, ла-ла…                 Мы будем петь про лето.

Игорь сначала робко, а затем все смелее и смелее стал подыгрывать Пахомову. Гитара звучала уверенно, Игорь, немного смущаясь, начал вторить баритону Степана Петровича.

                Гитара-друг, моя сестра,                 Давай споем про лето…

Пахомов, подбадривая Игоря, весело кричал:

— Ритм, ритм! Главное — ритм, а слова могут быть всякие.

                Пурга, пурга, кругом пурга,                 Затмила белый свет.                 Я лета жду, я жду рассвет,                 А их все нет и нет…                 Ля-ля, ля-ля, ля-ля, ля-ля,                 Ла-ли, ла-ла, ла-ли, ла-ла…

— А что, Николай? — разгоряченно спрашивал Пахомов. — Получается?

— Получается! — улыбнулся тот. — Особенно хорошо это ля-ля, ля-ля.

— Стой! — закончил играть Пахомов. — Мы сейчас с Игорем попробуем другую песню. Надо что-то повеселей. — Он резко повернулся на стуле и по-мальчишечьи, поджав ноги, сделав озорной оборот, соскочил на пол. — Ты подумай, что мы сыграем, а я пока с твоим отцом побеседую. — Он взял Николая под руку и повел к столу. — Я ведь помню тебя мальчишкой — в джинсах по сборочному бегал. Тогда ты еще на меня накинулся: «Почему посторонние в цехе? Под кран лезете?»

— Теперь я не такой молодой, — развел руками Николай. — Уже тридцать пятый пошел…

— Прекрасный возраст. Все можно совершить, и все еще впереди… Так, говоришь, средний возраст руководства вашего объединения — сорок лет? Сарычев не выходит из этой нормы.

— Да, ему только сороковой.

— Не хвалитесь своею молодостью. На Севере начальство вдвое моложе. А рабочие в твоем возрасте уже на материк собираются за пенсией.

— То на Севере, — протянул Николай. — Там с белыми медведями работают… А тут с людьми. Опыт нужен.

— Михаил Буров говорил, что вы самое молодое по кадрам объединение в главке. Как это вам так удалось омолодить руководство?

— А вот совет ветеранов и помог, — отозвался Михеев. — Они перебороли страх пенсии… В этом деле ведь как? Я не трус, но боюсь… А у нас не пенсионеры, а ветераны. И тут большой смысл. Ветеран — заводской человек, а пенсионер — это пенсионер.

— Проблем с пенсионерами-рабочими нет нигде, — начал Пахомов. — Есть силы — прирабатывай, нет — обходись пенсией. А вот как вам удалось с руксоставом?

— Выдвигаем выше, — улыбнулся Михеев. — Ну, скажем, того же Михаила Ивановича.