Когда-то я тоже думал, что любовь правит миром, а теперь точно знаю: всем управляет сомнение.
— Не наговаривайте на себя, Степан Петрович, — перевела на него взгляд Вита. — Во-первых, вы еще не такой мудрый, каким хотите казаться. Во-вторых, совсем не старый. Это вам говорит женщина, которая собирается стать матерью и страшно боится этого. И вы уж меня великодушно извините, если я не то говорю и не так себя веду. Это от страха. Мой муженек понять сего не может.
— Лично я понимаю тебя, Вита, — приложил руку к груди Пахомов. — Но почему ты свои страхи выражаешь словами, когда есть музыка? Прошу тебя, Вита, — он подошел к ней и, склонив голову, подал руку. — Ведь у тебя там, в холодной Якутии, наверное, появилось что-то новенькое.
— Вы не знаете, какая там сумасшедшая жара, Степан Петрович. — Вита поднялась и пошла к пианино. — Летом бывает до тридцати градусов. И солнце ужас какое.
— Ну тогда сыграй что-нибудь солнечное.
— Нет, свое я не буду играть, у меня все еще в работе, — Вита присела к пианино и на мгновение замерла, бросив вниз руки. — Я Петра Ильича вам сыграю.
Легкие и сильные руки Виты, взметнувшись, резко ударили по клавишам и высекли мощные раскатные аккорды Первого концерта Чайковского.
Степан и не догадывался, что на его пианино можно так играть. Все замерли, Игорь застыл, держа в руках раскрытый альбом, его отец подался вперед, будто плыл в рассыпающихся и все поглощавших звуках.
«Какая же могучая и неистовая сила в этом концерте! — думал Пахомов. — И откуда взял эти мелодии композитор?»
— Молодец, Вита. Молодчина… — шептали его губы. — Ах, какая молодчина и умница…
Вита с силой опустила руки на клавиши и на мощном, яростном аккорде закончила играть. Пахомов почувствовал, что его словно накрыла влажная тишина. Он подумал об этом эпитете — «влажный», понимая, что он неточен. Влажной тишины не бывает. Тишина может быть удручающая, напряженная, тягучая, наконец, тягостная, могильная, но влажная или сухая… вряд ли. А почему бы и нет? Музыкальная буря стихла, и он теперь слышит влажную тишину.
Степан оторвался от своих мыслей, оглядел гостей. Все сидели неподвижно. Вита прошла к дивану, опустилась, подложив под локоть подушку, откинулась на спинку с полузакрытыми глазами. Пахомов подсел к ней и прошептал:
— Ты, Вита, прелесть… У тебя все будет хорошо. Ты смелая…
Она открыла глаза и благодарно посмотрела на Пахомова.
— Спасибо, Степан Петрович. Вы самый мой преданный почитатель… Вот Стася бы заставить поверить в меня. Он, кроме своих лучей, ничего не видит.
— Жена, которая ревнует мужа к солнцу, — счастливая женщина. И я тебе не желаю иных терзаний.
— Я о другом, Степан Петрович. Нельзя же только о себе и о своей работе… Есть же и рядом с тобою люди. Я понимаю: ему нужно было проявить себя. Новое дело. Диссертация… Наконец, он должен обязательно отработать три года после распределения. Видите ли, он слишком совестливый… Но теперь? — С глазами, полными слез, она вопрошающе смотрела на Пахомова, будто ища у него защиты. — Надо же и обо мне подумать. Я тоже зачем-то училась, зачем-то живу?
— Ты женщина, — мягко дотронулся до ее руки Пахомов. — Скоро станешь матерью, и у тебя будут другие заботы.
— Вы понимаете, — продолжала Вита, — его зовет в Москву сам Марцевич, в свой институт. И я не могу там больше. Здесь моя жизнь. Здесь театры, концерты, а там я задыхаюсь…
— Здесь мама, большая квартира, — в тон ей иронически сказал Пахомов, — здесь столица.
ebooksa