На Швеца было жалко смотреть: поник, съёжился, смотрит в пол; обычно зачёсанные назад, ухоженные волосы свисают сосульками, а франтоватые очки съехали на самый кончик носа, норовя соскользнуть вниз и разбиться...
— Боюсь я, — не обращаясь ни к кому конкретно, пробубнил он. — Наверное, клаустрофобия у меня. Едва в лотки с трубами сунулся — от тесноты чуть в штаны не наделал. Звучит по-идиотски, но в подвалах мне нормально, без проблем, сколько раз по работе бывал, по подземельям в том же Египте шарился – ничего! Интересно даже… Потому что там пространство есть. Можно руку поднять или шаг в сторону сделать. А когда со всех сторон стены и не повернуться — не могу. Словно в гробу оказываюсь, заживо. Давит. В груди пожар, дышать нечем, трусит всего, будто при лихорадке, паникую до истерики. Я хоть и призрак, а... — дальше реплика оборвалась, предоставляя присутствующим возможность додумать самим.
Напарник опешил:
— Ты чего сразу не сказал?! Давно бы придумали что-нибудь!
— Стыдился. Есть такие вещи, в которых не хочется признаваться даже себе.
— Ну и дурак...
Маша, понявшая из разговора друзей только про клаустрофобию — совершенно несвойственную домовым болезнь, взвилась, чувствуя, что некое, наверняка самое лучшее приключение может проплыть мимо неё:
— Я вам не мешаю?! Лишняя?! Вы меня зачем от дела оторвали? Жалобы послушать?! Идите к психологам или вон, подружкам своим жалуйтесь! Им ваше нытьё по статусу терпеть положено!
Переглянувшись, инспекторы принялись наперебой успокаивать кицунэ:
— Нет... Ну как ты подумать могла... Мы же просто...
Отходчивая и снедаемая любопытством девушка, для приличия поломавшись секунд тридцать, сменила гнев на милость:
— Так что там у вас?
С ролью рассказчика Антон справился великолепно. Иванов лишь пару раз вмешивался с, как ему казалось, нужными уточнениями в мелочах. Не упустили ничего. Раз уж просишь о помощи, то скрывать какую-либо информацию по делу — большое свинство.
Против ожидания, Маша повела себя рассудительно. Несмотря на всю её любовь к новому, к ярким эмоциям и водоворотам стремительных событий, она для начала уточнила:
— На какой глубине проходят трубы?
— Метра полтора — два, — прикинув, ответил Сергей. — Из одной стены выходят, в другую стену уходят. И там, и там — лежат в бетонных лотках. Человеку не пробраться.
— Я потому и хотел тебя попросить, — дополнил призрак. — Ты же домовая, в любую щёлочку проникнуть можешь. Вон, между стеной и холодильником у меня и рука не пролезет, а ты туда как по бульвару гуляешь. А до этого вообще, в вентиляции сидела...
Однако лесть прошла мимо ушек домовой. Она стояла задумчивая, привалившись плечом к стене и скрестив руки на груди. Серьёзная вся такая, со сжатыми в ниточку губами, чем немного пугала парней, привыкших к совершенно другой домохранительнице — весёлой и беззаботной, с неиссякаемым запасом хорошего настроения и добра для каждого.
— Может, тебе чаю сделать? — осторожно предложил Иванов, видя, что пауза затягивается. — Или вообще — ну их, эти коммуникации. Сами управимся. Наймём какого-нибудь домовика, он нам в два счёта все трубы оббегает...
Девичий взгляд сфокусировался на парне. Холодный, с крохотными льдинками в зрачках.