Про Иванова, Швеца и прикладную бесологию. Междукнижие

22
18
20
22
24
26
28
30

Ухнуло, как в бездну, даже не булькнув.

Далее продолжать парень не решился. Слишком жадно впитывал Силу кругляш.

— Как в унитаз уходит, — пошловато констатировал Антон, с некоторой опаской возвращая на бумажный лист оставшуюся у него бисерину.

— И что это — не понятно. А их люди ели. Такое ощущение, что вся эта катавасия затеяна исключительно ради попадания шариков в организм. Чем больше — тем лучше. Их свойства пассивны, без активации не фурычат. Потому вполне высока вероятность прохождения сквозь тело и безболезненного выхода с другой стороны от точки приёма.

— Требуется активатор?

— Однозначно. По-другому может и не сработать.

— Не сработать... что именно? — въедливо потребовал разъяснений Швец.

— Отстань. Я думаю.

Зарассуждавшись, друзья совсем позабыли о третьем присутствующем — Фроле Карповиче. А зря. Пока они устраивали «мозговой штурм», он тихо бледнел, едва не выронив служебные документы на пол. Словно вспомнил что-то страшное, причиняющее неимоверную боль.

— Сия бисерина из кости, жизнь собирает, — сипло прозвучало в кабинете. — Пока в покое находится — вреда особого не несёт. По умному «спящий артефакт» зовётся. Без наполнения — обычная безделица, вроде кувшина или кастрюли. Но помещается в неё ой как много...

1611 год. Начало лета

Скоро раннее утро. Сыро, зябко, с полудня(**) тянет дымом. Все измотанные, неухоженные, с соломой в волосах после сна.

— В избе бабы, мужики, — волнуясь, сообщал лазутчик. — Под присмотром. Воют, плачут, погибели не хотят. Их вечор(***) согнали. А другие избы Зарудины выкормыши забрали под себя. Скотину изничтожили, кожи на рогатках развесили, головы на ворота. Озорство такое.

— Что с пленёнными? — оборвал его сотник.

— Тоска... — передёрнув плечами, ответил преданный человек. — Сказано им, завтра к закату будут убивать. Заруда живых ох не любит за спиной. Ох, не любит.

Уходить? Нет? Ключима не знал. Логово они вынюхали, пора и за подмогой бежать. Но людишки невинные... Кто он будет, если оставит? Как станет дальше быть? За такой грех прощения не вымолить. Сам себя не простишь. Потому что выращен так — честным да сильным. А они — слабые.

— Сколько там, в избе?

Счётом лазутчик владел плохо, но справился, показав пальцами девять. Подумав, неуверенно отогнул последний палец. Затем убрал, отрицательно помотав головой. Добавил:

— Я слушал. По голосам запоминал.

— Остальные?