– Выходит так, будь осторожной и начеку, Катюш… Так надо не маме и папе, так надо тебе, милая, ты же носишь под сердцем дитя… Вот и тревожусь я о тебе – о ком же мне тревожиться, как не о тебе, родная?..
– Всё будет хорошо, пап, не беспокойся…
– Дай бог, что как-то все выпрямится из скомканного безнадежного дела, как-то все понемногу успокоится – но все-таки, Катюш, будь начеку…
– Хорошо, что надо быть начеку, а не на стреме… – пошутила она напоследок и звонко рассмеялась в трубку мобильника.
– У тебя веселое настроение, прекрасно, – ответил ей в тон Николай Николаевич и подумал невесело: «Стоять на стреме, стоять на стрему означает в просторечье – находиться на страже. Не устерегла ты свою девичью честь, девонька. А я не предостерег тебя: берегись, есть опасность от «благородного» качка, опытного мастера по боевым искусствам».
Пугала Николая Николаевича вторжение этого «благородного» мастера боевых искусств в жизнь его семейства, прикосновение к самому дорогому и трепетному в нем – к дочери – беременность Кати выбивала его из привычной колеи. Он это остро ощутил, когда с надрывом в треснувшем голосе перебирал струны гитары и что-то пел, пытаясь успокоить не столько Лиду, сколько себя…
А в ту субботу Катя позвонила ему прямо их машины Геннадия:
– Он заехал за мной, и я следую твоим указаниям: сижу на заднем сидении и привязалась уже ремнем безопасности… Он – само внимание и галантность…
Николай Николаевич снова попросил дочь не вырубать телефон, держать включенным на коленях во время всей поездки.
– Понимаешь, так надо для моего внутреннего спокойствия, Катюш, – сказал он голосом человека, словно извиняющегося за что-то, а за что, и сам не знал, только смутно догадывался, копаясь в своих предощущениях. – Извини старого менестреля, настроившегося только на одну твою душевную волну…
Шум мотора был практически неслышным. Какие-то звуки большого города. Потом Гена включил радио. Одна джазовая мелодия быстро кончилась. И вдруг откуда-то возник голос Мальвины по радиостанции – с исполнением ангельским голосом одного из его коронных хитов…
Только он хотел сказать, нет, крикнуть в мобильник Кате, чтобы он попросила Геннадия вырубить радио, как он услышал резкий визг тормозов и металлический скрежет от удара одной машины о другую машину.
– Подрезал, гаденыш… – это был голос Гены, который расслышал Николая Николаевич.
Очевидно, мобильник Кати соскочил с ее коленей и упал глухо на пол, стукнувшись об обивку салона. Молчание. А потом стук кулаками в стекло и ногами по корпусу машины. Мужские наглые голоса:
– Вылезай, сука, на разбор…
– Наезд, аварию учинил, и не вылезает пидор…
– Отвечать надо, платить за ущерб, сволота…
И тут Николай Николаевич явственно слышит по мобильнику Кати хорошо знакомый, взволнованный голос Геннадия:
– Это подстава, Кать… Я тебе передаю мой смартфон для твоего отца, там много чего интересного для него… – После некоторого молчания. – Придется, Кать, разбираться, ничего не попишешь. Как я выйду, заблокируй двери и окна… Ключ у меня, не волнуйся… Разберусь и поедем к твоим… – Сдавленным голосом. – Не поминай лихом… А телефон для отца храни, как зеницу ока…
Через какой-то срок крик Кати в мобильник: