Сергей спросил:
– Тебе тоже что-то передалось?
Он ничего не ответил сразу, предавшись в размышления: стоит ли посвящать приятеля в непонятное проявление «биоэффекта погибели», передающегося с невероятной скоростью, возможно, мгновенно от гибнущего живого субъекта с живым мозгом, точнее, объекта смертельной погибели к другим людям, реципиентам, принимающим тайные природные информационные сообщения – без проводов и электромагнитных волн. Все же решил: «Пока не стоит. Неясно еще, жив или не жив Платон. Да и вообще, это пока моя тайна и бич независимого исследователя».
Он не спешил восвояси. Они хорошо поговорили в тот вечер с Сергеем о своих исследованиях, прочем. Иван заметил, что во время разговоров Сергей не прикоснулся к спиртному, только угрюмо налегал на чай, не подпуская к их откровенному разговору по душам – с немым вопросом, висящем в комнате, как топор над столом и посудой: «Жив или нет Платон?»
– Получается дико и нелепо, перед глазами стоит гибельный образ Платона, как застывшая раненая голограмма… Я вижу его, знаю что ему больно, безумно больно… Ему ли больно, застывшей искаженной голограмме больно, без разницы… В мозг, сердце колет нелепая мысленная игла с напоминанием: ты не увидишь его живым никогда… – Он хотел что-то еще сказать, но только махнул рукой. – Ведь ничего еще не ясно, но тревожно.
Через какое-то время, когда Сергей поднялся, чтобы звонить, куда надо, его опередил водящий звонок. Иван видел, как на его глазах мрачнее лицо Сергея, снявшего свои очки и теревшего глаза с проступившими первыми слезинками случившегося горя. Он положил трубку телефона и произнес упавшим, совершенно безжизненным голосом:
– Платон погиб в автомобильной катастрофе. Кошмар… Видение гибели не обмануло меня… на мое несчастье…
Глава 11
Свой вышедший учебник Иван Николаевич одному из первых подарил Владимиру Андреевичу в его директорском кабинете. Тот, жалко улыбнувшись и буркнув «Поздравляю», даже не протянул руку для крепкого здорового дружеского пожатия. Наверное, потому что директорское рукопожатие получилось бы вялое и болезненное… Директора мучили в последнее время перепады артериального давления, сердечные приступы, во время которых его секретарша бегала за водой и лекарствами и не подпускала к телу шефа никого из ломившихся к нему сотрудников института и предприятия «Дельта».
– Вас много, а он один, – отшивала бойкая и острая на язык секретарша, – если бы приходили с добрыми позитивными вестями, а то с худыми и не позитивными вестями и делами идете без телефонного согласования контакта…
Свой приход к шефу Иван Николаевич тоже не согласовывал, сказал только секретарше в свое оправдание:
– Вот вручу шефу свою только что вышедшую книгу и отчалю к себе через пару минут…
– С позитивом можно, – улыбнулась секретарша, – а то у него с утра скакануло давление, еле сбили… Надоело всем объяснять, что я к шефу людей не допускаю по своей прихоти… А разработчики злятся, считают, что я временем допуска торгую, как торгашка, и принимаю участие в интригах отладки суперкомпьютера на финальной стадии сдачи темы…
Она прервалась, видя, что в приемную зашел зав отделом вычислительной математики, старый профессор, перешедший из ВМК МГУ в институт и работавший здесь с момента его организации.
– Очередь занимать, или пропустите без очереди, молодой человек, – с иронией в голосе спросил профессор.
– Пожалуйста, идите первым, хотя у меня на минуту-другую, вот вручу шефу свою книгу с благодарственной надписью…
– Ну, раз так, вам и флаг в руки, – ухмыльнулся профессор, – Танечка, я после молодого человека зайду… Я всю жизнь в первом вузе страны проработал, а всесоюзного учебника написать Господь Бог и власть предержащие не дали – не свезло… А молодому человеку, надо же, так крупно повезло…
– Везет тому, кто везет, – ответил спокойным голосом Иван Николаевич, отметив про себя, что завотделом наслышан о его книге от кого-то, если правильно назвал ее «всесоюзным учебником». – Но я, могу и подождать на правах везучего, как вы выразились… Идите вперед, я за вами следом…
– Какой тираж вашего всесоюзного учебника, Иван Николаевич, – неожиданно осведомился завотделом.
– Двадцать пять тысяч.