Коды жертв и убийц

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да, так мир устроен, – Иван Николаевич посмотрел спутнику прямо в глаза и ужаснулся взгляду, в котором была потенциальная, нет, скорая погибель. И после взгляда кольнул мозг помрачающий рассудок феномен биоэффекта погибели. – Только не надо по пустякам волноваться и выдавать желаемое за действительное…

В воцарившееся тишине Иван Николаевич с ужасом подумал: «Какую же нравоучительную, никому не нужную чушь я несу».

Неожиданно инженер распрямился, потер виски на бледном лбу кулаками и предложил:

– Пойдем, Иван, перекурим.

– Я не курю.

– Тогда поговорим во время моего перекура. Я тебе на свою жизнь перестроечную пожалуюсь. Тебе будет интересно…

Они пошли от середины полупустого купейного вагона в тамбур. Инженер почему-то долго не закуривал и не заводил обещанной беседы. Иван Николаевич вдруг с ужасом подумал: «А вдруг прямо сейчас случится самоубийство соседа по купе?» Мозг был словно парализован догадкой: «А вдруг?»

И было мгновенное действо в тамбуре, когда инженер порывистым движением попытался открыть дверь. Пожаловался:

– Душно мне, Иван, душно… До того душно, что и курить не хочется… До того душно, что нет никаких сил излить тебе мою страждущую душу… Не будет перекура… Разговора по душам тоже не будет, потому что было и будет душно… А сейчас невмоготу, как душно…

Он предпринял последнюю попытку раскрыть дверь. И дверь вдруг поддалась. Пахнуло декабрьским холодом и зимней свежестью. Инженер прыгнул под встречный поезд на полном ходу… У самого Ивана Николаевича, стоявшего на ватных безжизненных ногах тут же отключилось сознание от понимания случившегося на его глазах «биоэффекта погибели». Он хотел тут же сорвать стоп-кран. Но остановился, пронзенный трезвой пошлой мыслью: «Уже не поможешь… ничего уже не спасет… потому что поздно».

А дальше было все, как в тумане: проводник, начальник поезда, вызванный милиционер, составление протокола в поезде, в отделение милиции Воронежа нового протокола со свидетельскими показаниями Ивана Николаевича. Наличие паспорта, пропуск в академический институт, даже командировочное удостоверение на «Электронику» – все пригодилось. Только для чего пригодилось – для констатации нелепой смерти и такой же нелепой, если задуматься, человеческой жизни в задуманную сверху вождями перестройку… Ночь без сна. Потом два-три дня бессонницы от ужаса краткости, никчемности короткой и бренной человеческой жизни, когда мозгу, душе душно…

Глава 10

Есть такая расхожая фраза: «Такова спортивная жизнь». И всем, кто знаком с большим спортом хотя бы по телевизору, становится все ясно, ибо спортивная жизнь такова, какова она есть в большом спорте, и больше никакова. А какова научная жизнь – без кавычек или заключенная в кавычки – для ясности и определенности?.. Ведь реперные знаковые точки бурной и не бурной научной жизни, а именно публичных защит кандидатских и докторских диссертаций по телевизору не показывают…

А ведь есть на что посмотреть и чему подивиться… Иван Николаевич многажды писал отзывы на диссертации коллег, был официальным оппонентом. Мог бы быть и оппонентом на удивительной защите той кандидатской диссертации в институте электронной техники. Научный руководитель одного тамошнего аспиранта был давним добрым знакомцем-коллегой Ивана Николаевича, и вентилировал вопрос о потенциальном оппонировании в качестве признанного и широко известного в узких кругах доктора наук.

Только после душевного потрясения, от самоубийства инженера, случившегося в воронежском поезде, он какое-то время ходил, как примороженный или прибитый пыльным мешком. Но каждодневные дела, насущная необходимость заниматься исследованиями спасает от затяжных фрустраций и простраций: нечего прозябать в трагедийном плаще созерцателя самоубийственной погибели, пора делом заниматься. Врубившись в свои дела, уйдя с головой в свои машинные численные расчеты перспективных интегральных структур наноэлектроники, работающих при нормальных и низких температурах, он вспомнил о защите аспиранта своего зеленоградского коллеги-приятеля. Напечатал положительный отзыв, заверил свою подпись печатью в канцелярии. Отправлять отзыв по почте не было смысла – опоздает – с отзывом в файле приехал на защиту Александра и передал его прямо в зале заседаний ученому секретарю диссертационного совета.

Защита как защита, все своим чередом до тех пор, пока за кафедру не встал один коллега 28-летнего Александра, пожилой преподаватель с его кафедры, которому, как выяснилось потом, в вузе перекрыли кислород с его собственной защитой кандидатской диссертации, с мотивацией незавершенности, неполноты его многолетних исследований. Все это случилось в самом начале необходимой процедуры защиты – обсуждения работы с критическими и прочими соображениями. Вышел к кафедре излишне взволнованный преподаватель, настроенный на критику своего кафедрального коллеги, и выдал в зал нечто запредельное.

– Вот в автореферате указано, что диссертантом изготовлены у нас на кафедре оригинальные самосовмещенные транзисторные структуры. То, что структуры достаточно оригинальные, нет особого возражения, хотя они являются перепевом, репликой приборов, изготовленных в лаборатории японской фирмы… Вот, присутствующий на защите доктор наук Иван Николаевич, написавший соответствующий обзор, подтвердит все, как есть… Пусть налицо реплика на бумаге… Но это не главное… Эти структуры диссертанта существуют только ментально, физически их не существует… Не реализованы они пока – где они?.. Ау… Нет их, не сделаны, не измерены… Что, собственно говоря защищается? Фантом… И это вступает в противоречие с текстом диссертации и автореферата, где сказано, что они изготовлены и так далее и тому подобное. У меня все – нечего защищать, уважаемые коллеги. При всем желании полезности реплики, из-за отсутствия готовых образцов подвешена работа – нет законченной диссертации…

И гробовая тишина в зале… И мертвые с косами стоят вдоль диссертационной стези… Диссертанта бледнеет и краснеет, не в силах вымолвить ни слова в свое оправдание…

– Если я возвел напраслину на вас, так скажите вслух об этом, Александр Николаевич… – прервал затянувшееся молчание кафедральный пожилой оппонент. – Где образцы, указанные в автореферате?.. – и отпустил язвительный смешок. – Сплыли, потому что никогда не были… А была какая-то седьмая вода на киселе, которую и выносить на защиту смешно и грешно… Возражайте, если есть, что по существу можно как-то сформулировать в виде возражения… Молчите – и правильно делаете… Потому что любые слова в пользу существования защищаемых образцов – это профанация ради профанации, как, помните, искусство ради искусства без вещественного доказательства научно-исследовательской истины…

После этих слов пожилой преподаватель вышел из-за кафедры, но протопал не в задние ряды зала, где сидел до этого, а сел с краю на первый ряд, ближе к членам ученого совета, показывая всем видом, что он не намерен отказываться от дискуссии, отвечая за каждое слово произнесенного им обвинения. Но испуганный соискатель от дискуссии отказался, всем своим видом показывая, что дискутировать ему не с руки, это равносильно выносу его смертельно раненого тела с места дуэли.