Жена его работала на ферме, детей всех было пятеро. Старшая дочка лет тридцати, крупная, здоровая, жила в городе, незамужняя, трое сыновей еще ходили в школу, но больше занимались тем, что ломали его знаменитый велосипед с тремя спицами, а недавно он купил им мотоцикл.
Уже начинало темнеть, мы стали собираться домой. И тут вдруг приехал прораб и привез самосвал бетона. Мужики зашумели, что уже поздно, но прораб разозлился, крикнул шоферу, тот сдал назад и вывалил бетон прямо в опалубку. Опалубка, конечно, не выдержала, поломалась, бетон пошел в траншею. Пришлось выбирать бетон, ставить новую опалубку. Прорабу и шоферу стало неудобно, они тоже взялись за лопаты, все вместе управились только часам к десяти. Домой ехали уже совсем темно, и не как всегда до гаражей, а всех развезли по хатам.
НАЧАЛО ОСЕНИ
Белая молоденькая коза стояла на лавочке под старой темно-зеленой яблоней и чесала рога о выступавший книзу, нависший над ней сук. Рядом с ней висело вишневое маленькое кругленькое солнце. Облака были плотные, сизые. Было утро осени в первых числах октября. Я сидел у окна и смотрел на улицу. По улице в новых сапогах, новых синих галифе шел Коржа и вел на веревке корову. В этом наряде, а в особенности от того, что был выбрит, и казался пожилым, даже староватым. Вчера они с Сергеем-пулеметчиком договорились отвести коров на заготпункт, чтобы на зиму оставить по одной.
Напротив моего окна на крылечке стояла Шестилиха — крупная, еще молодо выглядевшая баба. Она овдовела лет десять назад, осталась с тремя детьми. Старшая теперь работает учительницей, вышла замуж за литовца и живет там, недалеко от Вильнюса. Свой двухэтажный домик, машина. Вторая дочка жила у нее, тоже замужняя, с мужем не ладится, все собираются поехать куда-нибудь. А что ехать? Если дома не ладится, то на людях не поправишь. Вот сын — сын в радость и толковый. Этой осенью должен прийти из армии. И учился хорошо, и учителя хвалили, и командиры присылали — хвалили, и сам пишет в каждом письме: «Мама, береги здоровье, не расстраивайся, приеду, все наладим: и хозяйство подымем, и тебе легче будет».
Коржа увидел Шестилиху и вдруг остановился. И она посмотрела на него как-то — обоим что-то вспомнилось: в молодости вместе ходили на вечеринки, если бы не Андрей, то и сошлись бы. Но Коржа не спешил, все больше с шуткой, а Андрей — тот серьезно, а она что — кто взял, тот и взял. Может, с Коржой и неплохо пожили бы, Андрей вот помер без срока, хотя оставил и дом хороший, и хозяйство крепкое — безо всего этого трех детей не подняла бы одна, да разве его вина, что помер. И Коржа со своей Надей жил хорошо — дом и хозяйство, и копейка когда лишняя — плотник ведь. Надя тоже неплохая, хотя и болезненная, и родила только одного, и то дочку.
Так они постояли молча, потом вдруг разом застеснялись мыслей-воспоминаний, Коржа хотел по привычке почесать свою щетину, но рука наткнулась на голый подбородок:
— Э-э, ты, э-э, ты Сергея не видела? Коров сдавать договорились.
— А что, двух не продержишь?
— А, этот год хоть с одной управиться.
— Ой, плохо с сеном, плохо, а Сергей, я уже с час как видела, пасет свою у старой груши за дорогой.
Коржа крякнул с досады, что запоздал, дернул веревку. И Шестилиха тоже заторопилась — прикрыла сарай, замкнула хату, — ей каждое утро убирать клуб и сельсовет, а потом поспеть со всеми на работу.
Я все сидел у окна. Улица была пуста, только Коржа ковылял в конце. Издали его фигура казалась совсем старой, сгорбленной. Я и не замечал раньше, хотя чего тут — ему ведь следующий год на пенсию. Это на работе его молодила всегда небритая щетина и радостное желание жить, он и казался поэтому неопределенно-плотницкого возраста. Да и звали его все по-детски — Митя.
Как-то раз, помню, к нам пришел Леник — молодой хлопец, неженатый, четвертый год работает сварщиком. За него не пошла одноклассница, а уехала в город, там почти сразу вышла замуж, приезжала потом на своей машине, муж у нее шофер-автобусник. Ленику это сильно запало в душу, поэтому он так и не женился. Но на этот раз он вдруг сказал с ходу, даже не присев, что человек рожден для того, чтобы умереть. Так написал один писатель, и так оно и есть. Он еще что-то доказывал на эту тему непонятными книжными фразами, мужики слушали, а потом вдруг наперебой заговорили, что верно, так оно и есть, и что все умирают, и такого, чтоб кто-нибудь жил, жил и не умер, еще не было, и что старики часто ждут ее, и что смерть всех равняет: и колхозника, и министра, и что даже если жить все время, то надоест.
Только Коржа сидел и молчал, слушал и смотрел на всех, словно неожиданно удивленный — смотри-ка, и они об этом думают, и по нему было видно, что он бы не против жить и не помирать вовсе, и ему бы не надоело. А недавно стал ни с того ни с сего побаливать желудок, и в голову лезла всякая ерунда (муж двоюродной сестры помер тот год от рака желудка). Он сходил на медпункт, купил каких-то таблеток и пил их теперь перед обедом.
Я вспоминал все это, сидел у окна и ожидал Ваню. Договаривались сегодня привезти ему дрова. Он пришел почти через час, ему не удалось взять коня на ферме, дрова пришлось отложить, и мы пошли на работу.
У ДОРОГИ
Осенью мы сидели у самой дороги. Кто на большом черном старом колесе от трактора, кто просто в траве. Дорога была из гравия, укатанная, желтая и сырая. За ней поднимался холм, поросший кустарником. Листья на кустах — красноватые, рыжие, но много еще и темно-зеленых. Калина — бурая, некрасивая, и только шиповник уже блестел ярко-красными ягодами.
Мы сидели у дороги. Уже третий день, как кончился кирпич, и прораб уехал в область. С утра приезжал на мотоцикле знакомый Юзика, и мы бросили ему в коляску два мешка цемента. Цемент этот Юзику выписывали на складе, жена его выпросила у председателя для ремонта. Юзик — он жил здесь недалеко — сбегал домой и принес сала, хлеба и соленых огурцов. Бригадир и Горбыль попробовали огурцы и похвалили. Я тоже попробовал — огурцы в самом деле были крепкие, хрустящие.
— Можно жить, можно жить, хлопцы, если все по-хорошему. Я-то что, я ничего никому, — говорил, стоя на коленях около газеты, бригадир и резал сало сломанным ножиком, — что я, не знаю, чего Пулеметчик из бригады ушел, а мне что, меня назначили, я не просился, а жить можно, можно, если все по-хорошему, я-то ничего никому…
ebooksa